Читать книгу "Плевицкая - Леонид Млечин"

Его последним желанием было покоиться в русской земле, когда жизнь в России переменится. По распоряжению президента Путина в октябре 2005 года прах генерала и его жены Ксении Васильевны — с согласия их дочери Марии Антоновны — перевезли в Москву и захоронили в Донском монастыре.

Другие эмигранты в Париже охотно сотрудничали с немецкими оккупационными властями. Работе Русского общевоинского союза немцы не препятствовали.

Генерал-лейтенант Владимир Константинович Витковский вспоминал, как 12 февраля 1941 года раздался звонок в управлении 1-го отдела РОВСа. Трубку снял Василий Асмолов, делопроизводитель 1-го отдела. И сразу подозвал Витковского.

— Вы говорите по-немецки? — спросил звонивший.

— Да, немного.

— Вас вызывают в полицию безопасности на улице Соссэ. Завтра, 13 февраля, в десять утра. Приемная на третьем этаже.

Перед разговором Витковский попросил вызвать переводчика. Он боялся неправильно понять сотрудников СД, внушавших страх. Ему сообщили, что он не может руководить отделом РОВСа.

«Я был поражен подобным распоряжением, — вспоминал Витковский. — Я указал, что наше отношение к немецким властям было всегда лояльное и что наша главная цель была и есть — борьба с коммунистической властью в России для освобождения русского народа и восстановления национальной России».

Немцы улыбнулись и объяснили генералу, что Советский Союз — союзник Германии, поэтому Витковскому запрещено заниматься политической деятельностью, он даже не должен появляться на улице Колизе.

Вернувшись в штаб, Витковский подписал приказ: «Ввиду моего болезненного состояния, по требованию врачей, я временно не могу нести обязанности начальника 1-го Отдела Русского Обще-Воинского Союза и приказываю Генерального штаба генерал-лейтенанту Стогову вступить во временное исполнение должности начальника 1-го Отдела».

До того Николай Стогов несколько лет был начальником канцелярии РОВСа. А через четыре месяца Германия напала на СССР, и на следующий же день немцы разрешили Витковскому «выздороветь» и вернуться к исполнению своих обязанностей.

А через год решилась судьба Сергея Николаевича Третьякова.

Четвертого июня 1942 года Витковского вновь внезапно вызвали в СД. Велели явиться 10 июня в девять утра. Провели в комнату № 345. И неожиданно завели речь о Третьякове. Расспрашивали подробно:

— Состоит ли он в Русском общевоинском союзе? Бывает ли в помещении 1-го отдела? Как к нему относятся в эмиграции?

Витковский ушел из СД в недоумении: с какой стати немцы озаботились судьбой давно отошедшего от всех дел Третьякова? Через две недели всё стало ясно.

Семнадцатого июня утром утвержденный начальником канцелярии 1-го отдела РОВСа полковник Сергей Мацылев в тревоге позвонил Витковскому домой:

— К нам пришли немецкие офицеры, и вас просят немедленно приехать.

Возле дома на улице Колизе стоял армейский грузовик с солдатами вермахта. Двое офицеров ожидали Витковского. Он пригласил их в свой кабинет. Они объяснили, что Третьяков рано утром арестован:

— У него проведен обыск. Есть основания полагать, что в вашем кабинете установлен тайный микрофон, а приемный аппарат — в квартире Третьякова. Он слушал всё, что у вас говорилось, и передавал в советское посольство.

«Немецкий офицер просил разрешить позвать солдат с инструментами, ожидавших внизу, — вспоминал Витковский. — Офицер имел в руках план квартиры и тут же приказал солдатам отодрать плинтус возле камина, с правой стороны, как раз против моего письменного стола. Каково же было мое удивление, когда в стене под плинтусом оказался действительно микрофон.

Немецкий офицер сказал мне, что им удалось найти и монтера, который делал все проводки и установки микрофонов. Ввиду некоторого моего сомнения, что микрофон мог хорошо действовать даже будучи покрыт деревянным плинтусом, офицер предложил вновь приложить плинтус, а в соседнюю квартиру, где имелся приемник, пройти полковнику Мацылеву, чтобы установить, насколько слышен разговор из моего кабинета. Оказалось, что всё было хорошо слышно.

Вслед за сим офицер установил наличие второго микрофона в другой комнате, где работали чины Управления, а также и следы того, что раньше имелся микрофон в кабинете генерала Миллера — как в этой квартире, так и в другой, меньшей, на той же площадке, в которой теперь проживал Третьяков. Тогда же был снят паркет возле мест, где находились теперь и раньше микрофоны и приемный аппарат и таким образом обнаружен изолированный кабель, проложенный под полом.

Стало ясно, что со времени первого предложения Третьяковым генералу Миллеру в декабре 1934 года перейти из квартиры, нанимавшейся непосредственно у хозяйки дома, к нему, С. Н. Третьяков был уже предателем, оборудовавшим микрофоны при всех переменах квартир. При этом он всегда оставлял другую квартиру в том же этаже за собою, где и устанавливал приемник».

Об аресте своего агента советская разведка узнала из тассовского сообщения:

«Арест Сергея Третьякова в Париже

Нью-Йорк, 4 августа (ТАСС). Как передает корреспондент агентства Юнайтед пресс из Виши, по сообщениям из Парижа, германская полиция арестовала там для высылки в Германию бывшего царского деятеля Сергея Третьякова по обвинению в том, что он до войны руководил секретными советскими агентами во Франции. По имеющимся данным, немцы обнаружили в Минске документы, доказывающие, что Третьяков играл важную роль в исчезновении генерала Миллера в 1937 году».

Немцы нашли какие-то документы в оккупированном Минске? Версия кажется странной. Минские архивы здесь ни при чем. Документы разведки хранились в Москве, внешняя разведка имена своих агентов республиканским наркоматам не сообщала.

Кто-то донес на него немцам. Но кто?

В деле Третьякова хранится справка, составленная на основе шифротелеграммы резидентуры, которая, как и полпредство, перебралась в Виши:

«Алим из Виши № 99 от 2 декабря 1940 г. сообщает:

Во время его разговора с Френкелем последний сказал, что Плевицкая ему сообщила о наличии „Петьки“ в стенах помещения РОВСа, а в комнате секретаря РОВСа был телефон. В результате чего было налажено регулярное подслушивание разговоров в РОВСе. Далее Алим сообщает, что наличие „Петьки“ в РОВСе было известно или РОВСу, или, если Френкель подослан с провокационной целью, то о существовании „Петьки“ знала полиция. Полагает, что этим самым объясняется плохое качество материалов „Иванова“».

Илья Френкель, упомянутый в сообщении, — известный в ту пору адвокат, взявший на себя защиту интересов Надежды Васильевны Плевицкой уже после суда. Она надеялась, что он сумеет найти способ добиться пересмотра дела. Но ничего не вышло… Теперь мы знаем: сотрудник резидентуры советской разведки ошибался. Адвокат Френкель не был полицейским провокатором. И в РОВСе о прослушивании тоже ничего не узнали до того самого дня, когда в канцелярии появились немецкие офицеры из СД.