Читать книгу "Аракчеев - Владимир Томсинов"

Следствие по делу об убийстве Настасьи продолжалось долго и после того, как были наказаны главные обвиняемые. «Следователи» искали тех, кто знал о замысле убийства, но не донес. Как известно, кто желает найти — тот всегда найдет. Находили и они[204]…

Губернатору Д. С. Жеребцову излишнее усердие, проявленное при расследовании дела об убийстве Настасьи Шумской и определении приговора, обойдется недешево. Спустя год после описанных событий он будет обвинен в злоупотреблениях, допущенных при ведении этого дела, предан суду и отстранен от должности.

Граф Аракчеев так и не оправится от пережитого потрясения. До самой своей смерти он будет переживать ужасную смерть своей возлюбленной Настасьи.

После расправы над дворовыми, причастными к убийству Настасьи, Алексей Андреевич направился в Юрьев монастырь к отцу архимандриту Фотию искать утешения. Пребывание графа в монастыре Фотий запечатлел затем надписью, вырезанной на медной решетке в церкви: «На сем месте болярин Ал. Ан. Аракчеев в дни скорби своей возсылал теплыя свои молитвы к Богу».

После смерти Настасьи графу открылись некоторые тайны ее жизни, весьма для него огорчительные. Алексею Андреевичу показали записочки, писанные Настасьей молодым офицерам, — их содержание со всей очевидностью свидетельствовало о том, что его дорогая возлюбленная была ему, увы, неверна.

***

Спустя некоторое время Аракчеев принялся распечатывать оставшийся от убиенной скарб и обнаружил среди ее вещей множество подарков, присланных ей знатными петербургскими чиновниками, хотевшими через ее посредство размягчить каменное для них аракчеевское сердце. Алексей Андреевич не оставил эти подарки у себя, но приказал составить подробный список на все подаренное его любовнице имущество с указанием фамилий дарителей и затем послал им их подарки обратно.

На сорока огромных возах подаренные Минкиной вещи были привезены в столицу. Средь бела дня их начали развозить по домам знатных персон, искавших милости у Аракчеева через его любовницу. Многие из них, стремясь избежать позора, заявляли, что они ничего знать не знают, и отказывались принимать возвращаемые вещи. Но неистовый в своей страсти унизить ясновельможную публику, Аракчеев приказал сообщить их сиятельствам и высокопревосходительствам, что ежели они не примут подарки обратно, то он велит пропечатать в ведомостях списки с оригиналами их писем к крестьянке Настасье Минкиной. Все тотчас признали свои вещи и поспешили в Грузино изъявить графу Алексею Андреевичу свою благодарность и преданность.

Об этой истории рассказал в своих записках князь П. А. Вяземский. Петр Андреевич испытывал подлинные муки страдания от сознания того, что сановники, его окружавшие, собственной подлости посвятившие жизнь свою, не подвергнутся за это никакому наказанию. «Одна моя надежда, одно мое утешение, — молил князь, — в уверении, что они увидят на том свете, как они в здешнем были глупы, бестолковы, вредны, как они справедливо и строго были оценены общим мнением, как они не возбуждали никакого благородного сочувствия в народе, который с твердостью, с самоотвержением сносил их как временное зло, ниспосланное Провидением в неисповедимой своей воле».

Князя Вяземского можно было бы успокоить, сказав, что наказания свои, так же как и награды, всем назначено получать именно при жизни и что современные ему, своей подлостью прославившиеся сановники от наказания не ушли. Многим из них наказание явилось не в чем ином, как в облике Аракчеева, будто нарочно посланного им для того, чтобы сполна вкусили они за свои низкие делишки всяческих унижений. Впрочем, кто знает, возможно, унижение личного достоинства не было для них такой мучительной казнью, каковой мнится оно нам, — может, для них являлось оно блаженством, ведь самому оскорбительному унижению предавались они вполне увлеченно и самозабвенно.

***

В конце октября, полтора месяца спустя после трагического происшествия в Грузине, Аракчеев переживал, по-видимому, полный упадок душевных сил. Мысль о смерти овладела им, и он уже прощался со своими близкими. 27 октября Алексей Андреевич отправил письмо Александру: «Прощай, мой Отец, верь, что я естьли буду жив, то буду тебе одному принадлежать, а умру, так душа моя будет помнить вашего величества обо мне внимание».

Это свое письмо Аракчеев послал в ответ на письмо Его Величества, которое завершалось словами: «Прощай, любезный Алексей Андреевич, не покидай друга, верного тебе друга». Государь и граф обменялись прощальными письмами. Вряд ли предполагали они в тот момент, когда писали их, что прощаются навеки, что никогда больше не увидят друг друга. При всех тягостях своего положения оба они были тогда достаточно далеки от смерти, и более вероятным должен был представляться им иной исход: время успокоит душу Аракчеева, граф вернется к своему государю, и все пойдет у них по-старому…

Но слишком надрывным было это их прощание: кто-то обязательно должен был умереть. И действительно, прощальные их письма — Александра к Аракчееву от 22 сентября и Аракчеева к Александру от 27 октября — оказались, как и велела судьба, последними!

27 ноября в Петербург пришло известие из Таганрога о смерти государя императора. Все были поражены: Александру не исполнилось еще и 48 лет. Незначительный, казалось бы, факт красноречиво свидетельствует о реакции низов общества на это событие: в первые три дня по объявлении об Александровой смерти в столице было выпито водки всего по 200 ведер, тогда как в обычные дни прежде расходовалось по 3 тысячи. При всем том кабаки закрыты были только один день — 27 ноября.

Как воспринял эту грустную весть Аракчеев, осталось известным лишь ему одному. Но, без сомнения, в смерти Александра для графа было печального много больше, нежели для других сановников. Для Аракчеева смерть эта была ударом судьбы: она изменяла его статус при царском дворе, лишала прежнего влияния на государственные дела.

Внешняя реакция графа на смерть своего государя совершенно отличалась от той, что последовала на сентябрьское происшествие в Грузине, лишившее его любимой женщины, — Алексей Андреевич не впал в отчаяние, не побежал в монастырь, а, напротив, вернулся к делам. В тот же день, как получено было известие о кончине императора Александра, военные поселения Новгородской губернии присягнули на верность новому государю — брату Александра Константину Павловичу, следующему за умершим по старшинству. Вместе с поселянами присягал и граф Аракчеев.

30 ноября в адрес нового императора отправлен был из Новгорода следующий всеподданнейший рапорт: «Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу, что, получа облегчение от болезни, я вступил в командование Отдельным Корпусом военных поселений. Генерал граф Аракчеев. Начальник штаба Клейнмихель».

По воспоминаниям М. Ф. Бороздина, присутствовавшего на присяге вместе с офицерами военных поселений в тот момент, когда находился с ними Аракчеев, граф заметил окружающим после того, как все присягнули: «Вы скоро будете снова присягать!» Алексей Андреевич знал то, что во всей России знали лишь несколько человек: в Успенском соборе в Москве с 1823 года хранились документы, оформлявшие передачу права наследования престола от Константина к Николаю Павловичу.