Читать книгу "Личное дело - Владимир Крючков"

Узловые проблемы Политбюро держало в своих руках прочно, и не во всех случаях это было плохо. Помню, в 1989 году Совмин СССР вышел с предложением осуществить разовую эмиссию денег на сумму всего 500 миллионов рублей. После острой дискуссии предложение не было принято: члены Политбюро расценили подобную меру как возможное начало опасного процесса, который затем будет трудно сдерживать, и экономика начнет разрушаться.

Как остро обсуждались на Политбюро вопросы снабжения Москвы продовольствием и промышленными товарами! Тогдашний первый секретарь МГК КПСС Зайков, председатель Моссовета Сайкин выглядели, мягко выражаясь, бледно.

Вообще вопросы социально-экономической политики выносились на заседания Политбюро, Секретариата ЦК КПСС часто. Особенно строго контролировалось строительство жилья. Конечно, плохо, что хозяйственными вопросами занимался политический орган: тут и подмена, и некомпетентность, но такова была сложившаяся система. Пришла эта практика совсем из других времен, формировалась она десятилетиями, но отбрасывать ее разом тоже было ошибочным решением.

…Я уже отмечал, что обо всех негативных явлениях в жизни страны, перекосах в политике и их последствиях Комитет госбезопасности своевременно и объективно докладывал высшему руководству.

В этой связи хотелось бы задержать внимание читателя на одной публикации в «Литературной газете» в декабре 1991 года, озаглавленной «Каждый народ — это божье явление», и дать справку. Повод, как мне кажется, того заслуживает. Речь идет о беседе Горбачева с обозревателем Щекочихиным. В ней содержится многое, по поводу чего есть что сказать, но остановлюсь только на одном вопросе.

Щекочихин завел разговор о характере информации, которая поступала к Горбачеву. Ниже приводится часть диалога на эту тему.

«Ю. Щ… До путча вам передавали много дезинформации, которую Крючков подсовывал через Болдина.

М. Г. Подобная информация шла на меня целенаправленно, их целью было подвести меня к введению чрезвычайных мер. Не только целенаправленно подбиралась тенденциозная информация, но даже события организовывались так, чтобы потом на их основе эту дезу создавать.

Ю. Щ. Т. е. как это?

М. Г. Выехать куда-нибудь по поручению ЦК, Компартии России, организовать где встречу с партийными секретарями, а где удастся — и с рядовыми коммунистами, правда, это хуже удавалось, легче с секретарями. И потом резолюции с протестом, с требованиями ко мне. Ультраправые требования! А я чувствовал, что эти резолюции написаны еще в Москве, до выезда на место».

Так Горбачев оправдывал себя и грубо клеветал на других. Вот уж воистину — немного совести быть не может: она или есть, или ее нет вовсе.

Это интервью Горбачев давал в ноябре 1991 года. Тогда он, видимо, еще не сознавал, что ему, как Президенту, осталось жить всего несколько дней. Он рассчитывал, что каким-то чудом удастся выжить на этом посту и что развитие событий в Советском Союзе пойдет не так, как пошло после заключения Беловежских соглашений.

Информация Комитета госбезопасности и его органов на местах в своей подавляющей части была объективной, правда — безрадостной, особенно в 1990–1991 годах. Не было никакого намерения да и надобности искажать информацию. Традиционно сложилось так, что информационно-аналитические материалы, как правило, менее остро отображали события по сравнению с тем, как было на самом деле. Всегда оставлялся резерв прочности, чтобы справляться с возможными попытками опровергнуть информацию, поставить ее под сомнение.

В последнее время Комитет госбезопасности буквально бомбил ЦК КПСС, Президента, Совет Министров СССР сообщениями о росте националистических настроений, назревании межнациональных конфликтов. Разве это противоречило действительности?! Разве конфликты не захлестывали страну, причем по нарастающей, охватывая все новые и новые регионы: Азербайджан, Армению, Нагорный Карабах, Киргизию, Узбекистан, Грузию, Молдавию, ряд районов Северного Кавказа и другие?

В информациях содержались заслуживающие внимания сведения о причинах назревания конфликтов, об экстремистских националистических организациях, лицах, движущих силах. Почти все начиналось с малого. Но Горбачев не хотел обращать внимание на это малое! А беду можно было предупредить, не допустить.

Тревожная информация направлялась по экономическому положению в стране. В 1990 году после двух лет стагнации появились первые признаки спада производства. В промышленности выпуск продукции сократился на 1,2 процента, а продукция сельского хозяйства уменьшилась на 2,9 процента. Конечно, эти данные сегодня могут вызвать улыбку — мелочь по сравнению с тем, что произошло в 1991–1995 годах. Однако это был первый случай сокращения производства за весь послевоенный период.

Нарушение вертикальных и горизонтальных связей, перебои в поставках сырья, комплектующих, сокращение производства, остановка целых предприятий и т. д. — обо всем этом направлялись сообщения с прогнозами, в том числе и информация, полученная Комитетом за рубежом и подтверждающая движение нашей экономики к краху. Внутренняя и внешняя информация дополняла друг друга и делала ее еще более убедительной. Довольно точно предсказывались этапы кризиса, характер и масштабы обострения. Так что в происходящем сегодня нет чрезмерных неожиданностей и чего-то удивительного. Докладывались также важные, по мнению Комитета, соображения по предупреждению опасного развития событий.

В чем же обман? Где деза? Или за окном совсем другая картина, чем та, о которой сообщалось?

Повсеместно в стране усиливалась социальная напряженность. Она все шире охватывала рабочих, интеллигенцию, молодежь, значительную часть крестьянства. Опасно росла напряженность в армии, которую унижали, оскорбляли, пинали. Недовольство стало выливаться в острые проявления — митинги, пикетирования, забастовки. Ущерб от последних исчислялся миллиардами. В стране действовали разные силы: одни — подстрекали, призывали на улицу, рвались к власти, обещая золотые горы, другие — пытались без демагогии объяснить ситуацию, но не были услышаны или услышаны, но не поняты. В центре и на местах власти теряли авторитет и влияние, оказывались неспособными управлять.

Так в чем же был обман, деза? Или социальной напряженности не было и нет сейчас?

В течение ряда лет шла настораживающая информация о процессах, назревавших в Союзе. Центробежные силы набирали скорость и силу, подхватывались то в одной, то в другой республике. Многие проблемы четко обозначились, и мимо них уже невозможно было проходить, хотя ситуация в целом могла еще быть спасена. Однако центр терял способность контролировать и управлять процессами, использовать настроения большинства населения страны, высказывавшегося в пользу сохранения Союза.

Возможно, итоги мартовского 1991 года референдума притупили бдительность, люди посчитали, что Союз защищен. Однако в жизни было далеко не так. Сепаратистские проявления вспыхнули с новой силой. Комитет информировал о разработке в некоторых союзных республиках планов по введению национальных валют, организации собственных таможенных служб, установлению постов на границах, созданию национальных гвардий, вооруженных сил. Может быть, и эта информация Комитета о смертельной угрозе Союзу оказалась обманом, дезой? Развал Союза стал фактом. Трагический ответ на этот вопрос дало развитие событий.