Читать книгу "Надсада - Николай Зарубин"

— Я вас, поганцы, с первой минуты держу на мушке и другие держат.

Поднял руку, и в этот момент где-то сбоку ухнул выстрел — это старик Воробьев выстрелил в воздух по заранее их с Данилой сговору. Мужчины вздрогнули, побледнели.

— Так что не вы здеся охотники, а я. Стрелю — мало не покажется. Данила не спешил, чувствуя как его тело наливается злой уверенной силой, чему тут же внутри себя подивился, решив, что, видно, бывают минуты особого состояния духа и в его уже преклонном возрасте, когда к человеку, хотя бы на самое короткое мгновение, возвращается молодость.

— Те, кто вас сюды послал, объявили мне войну. Но они позабыли, что я уже прошел одну, а она будет пострашнее этой. Так что для меня воевать — веселое дело. И еще скажите своим хозяевам: ежели они думают, что за меня некому вступиться, то в том оченно ошибаются. Я вить через своих защитников об их планах предупрежден был заране. И впредь буду предупрежден.

Мужчины молчали, понимая, что сложившаяся ситуация не в их пользу. Молчали, как молчат ожидающие себе приговора преступники.

— В опчем так, — подытожил Белов не терпящим возражений тоном. — Счас собирайте манатки, и чтоб через пятнадцать минут вашего духу здеся не было. И помните: больше я с вами язык трепать не буду. Вот она будет с вами беседовать, — кивнул на двустволку.

Напослед усмехнулся, поднялся с камня и медленно пошел восвояси.

* * *

Как там доложили посланцы тем, кто их послал на участок Данилы Белова, не известно, однако второй попытки проникнуть на территорию старика в ближайшие дни не было и бригада заготовителей без каких-либо помех закончила свою работу. Не выходил все это время из тайги и главный следопыт Воробьев Иван Евсеевич, так что Данила был относительно спокоен.

В предпоследний день, когда молодежь заканчивала чистовую обработку ореха, к зимовью подошел Владимир Белов. Подошел с противоположной от главной дороги стороны, и это насторожило Данилу. По своей привычке он глянул на него исподлобья, но без всегдашней подозрительности.

«С чего бы это?» — подумал про себя, а вслух спросил:

— Че эт, паря, на мою территорию пожаловал, еще и пешим, ты вить давненько ногами не ходишь?

— Машину я оставил недалеко — в километрах трех отсюда, а потом — своим ходом.

— Че ж так?

— Люди сказали, что из твоей тайги вышли двое — в камуфляжах, экипированные с ног до головы. Не видел ли ты их и чего им у тебя понадобилось?

— Уж не спасать ли меня явился?

— Я серьезно спрашиваю.

— А коли сурьезно, то отвечаю: да, видел. И не только видел, но балакал с имя, а потом взял и турнул из тайги.

— Странно, — протянул, думая о своем, Владимир. — Мужики молодые, незнакомые…

— Точно, — подтвердил Данила. — Залетные.

— Странно, — повторил.

— Че странного-то? Кумекаю: дружка твоего Курицина людишки. Им и подосланы. Только…

— Послушай, дядька Данила, Курицин никогда не был моим дружком, — с раздражением в голосе оборвал его племянник. — Общий бизнес был, и еще кое-чего есть, это верно. Но дружком — никогда! Много было бы чести для него. А сейчас и вообще он мне чуть ли не первый враг.

— Че эт вдруг?

— И не вдруг, — с тем же раздражением продолжал Владимир. — Я давно держу его на расстоянии, потому что знаю: Витька на все способен. И в том, что это были его люди, — даже уверен, потому и пошел своим ходом по их следам, чтобы самому убедиться в своих подозрениях. Отсиживались и отлеживались в пещере на Безымянном, ходили к твоей базе, значит, вели наблюдение. Но покинули свое убежище скоро, даже не пытались таиться от посторонних глаз. Впопыхах…

— Впопыхах-впопыхах, ты это правильно определил. Я ж тебе толкую, что турнул их. Дак и о пещере знашь?

— Узнал, коли по следам их шел.

— А раньше не знал?

— Я на Безымянном не был с тех самых пор, как ты меня провел через болото до ручья и показал золото.

— И никада не хотел пойти на ручей? — не поверил Данила.

— А ты думал, что, узнав о золоте, я тут же кинусь его добывать? — усмехнулся племянник. — Мне леса хватает.

— Че ж тада лез сюды, дорогу бил?

— Лез. Но лез я за лесом, о ручье мало думал, — с тем же не унимающимся в душе раздражением отвечал Владимир.

— Вовремя хвост прищемили, а так бы уж давно лупил все подряд, — заключил Данила. — Э-эх, Вовка, Вовка, не знали вы порки стариков, не знали…

— Так надо было пороть, может, умнее были бы.

— Об этом отца своего спроси — царствие ему небесное.

Оба замолчали. К костру подошла девушка — разгоряченная, с румянцем на обе щеки, с виду некрепкая телом, но выносливая, сильная.

— Здравствуйте, дядя Володя, как хорошо, что вы оба здесь.

— Че тебе, егоза, от нас понадобилось? — поднял Данила глаза на внучку.

— А то, что здесь должен быть заповедник, — я же тебе, деда, говорила об этом.

— Говорила и говорила, не так все просто — взять и учредить заповедник. Работы нада прежде много провернуть, бумаги оформить, согласование получить, а при нонешней власти в районе это — ой, как непросто сделать.

— Дядя Володя поможет. У него связи, опыт, деньги…

— Вот с дядей Володей о том и толкуй, ко мне-то че подкатываться, — отвернулся будто в досаде.

— Ну и ладно, до вас не достучишься, — дернула плечами и пошла от костра, сообразив, что деда с племянником лучше всего оставить одних.

— Я с тобой, дядька Данила, о том же хотел поговорить, — начал Владимир, проводив взглядом Наташу. — Витька Курицин не сидит сложа руки. Доберется до участка — до всего доберется. Картину получим ту же, что и во всем районе. Поэтому зона твоего участка должна быть охранной — с кордоном, егерями, четко обозначенными границами. Ты же сам говорил мне об этом когда-то. О заповеднике говорил…

Данила крутнулся к племяннику всем корпусом:

— Не пойму, Володька, че эт ты так печешься о моем участке? — резко спросил.

— Не только о твоем участке, но и о тебе самом, — так же резко ответил Владимир. — Гляди, скоро тебе самому башку отстрелят и фамилию не спросят.

— А пусть попробуют.

— Задачу поставят — отстрелят. Президентов по всему миру бьют, а уж тебя в твоем логове — проще простого.

— Я вить, Володька, это хорошо понимаю. Не понимаю только одного: тебе-то кака о том печаль?

— Ты, дядька Данила, в своей медвежьей закостенелости никак не можешь понять, что люди меняются. Я теперь по-другому думаю, по-другому смотрю на жизнь…

— С каких же это пор?

— Знаешь, давай без этих твоих вопросиков, мы так с тобой ни до чего не договоримся. Давай о деле.