Читать книгу "Сказания Меекханского пограничья. Север – Юг - Роберт М. Вегнер"

Эккенхард шевельнулся в кресле. Сделав вид, что почесывает щиколотку, он проверил, легко ли выходит из ножен привязанный к лодыжке кинжал. Это было простое решение, вот только… перед ним сидел Вторая Гончая-в-Псарне. На неофициальной лестнице наиважнейших людей в империи, в списке, где считались не с происхождением или чистотой крови, но лишь с заслугами и реальной властью, Вельгерис находился в первой двадцатке. Предыдущая мысль, что Гентрелл призвал его, чтобы легче избавиться от Гончей, внезапно показалась ему смешной. Наверняка, если этот худышка не выйдет завтра из главных врат целым и невредимым, в замок ударят штурмовые отряды Императорской Псарни. И если станут брать пленных, то наверняка лишь затем, чтобы обеспечить им длительное и болезненное прояснение разума.

Он расслабился, глядя на своего командующего. В конце концов, проклятущее проклятие, старший по званию здесь он.

– Какие еще сплетни вы слыхали? – Гентрелл не казался обеспокоенным. А это значило, что стоило переживать.

– Это не сплетни, но проверенная информация. То, что случилось в Глеввен-Он, заметно отразилось на всех аспектах Силы, наполняющей пространство, и потрясло их. Даже в тысяче миль от сельца чародеи, ворожеи и жрецы просыпались с криками и неосознанно ставили защитные барьеры. Все было так, словно в спокойном море случился взрыв вулкана. Мы не знавали такого со времен Войны Богов.

– Мы знавали такое множество раз. Урочища на месте битв все еще искривляют Силу, случаются выбросы, охватывающие многие мили пространства. Расспроси чародеев, что они чувствуют, когда находятся поблизости от Урочища, а оно вдруг начинает пульсировать.

– Я знаю, что они чувствуют. – Гончая странно усмехнулся. – Очень хорошо знаю, что чувствуют, и уверяю вас, это ничто по сравнению с волной, которая пронеслась через половину континента. Урочища есть Урочища, они были, остаются и будут, но в том селе дошло до чего-то, что в известной нам истории никогда ранее не случалось.

– И что такое, по-вашему, там произошло?

– Именно поэтому я здесь – чтобы узнать.

* * *

Еще один длинный день. Они лежали, скрываясь от солнца в тени, отбрасываемой невысокой каменной стенкой. Стенка. Когда он увидал ее впервые, подумал, что солнце, похоже, помутило его разум.

Они уже миновали полосу высоких барханов. Там же, где находились теперь, ветры дули иначе, а песок имел другую структуру. Пустыня сделалась более плоской, взгляд охватывал ее на много миль, а по твердой поверхности шагалось куда быстрее.

И, несмотря на это, стенку он заметил только за несколько шагов от нее. То есть он видел ее издали, сперва как темное вздутие на фоне светлеющего неба, позже – как еще один небольшой бархан, потом – как кучку камней, нагроможденных капризом пустыни. Все что угодно, только не нечто, возведенное человеческой рукой. Он остановился, удивленный.

– Правда такова, – пробормотала она, словно читала в его мыслях, – что когда мы не надеемся что-то увидеть, то этого и не замечаем.

– Откуда здесь взялась стена?

– Подумай.

Это были первые слова, которыми они обменялись с момента, как она подарила ему мечи. Он радовался, что она неразговорчива. Обошел стенку. Ничего серьезного, три фута высотой, пятнадцать – длиной, камни пригнаны друг к другу и соединены раствором. Он присмотрелся внимательней. В неглубоких канавках на верхушке стенки торчали кусочки кремня и обсидиана. Ветер уже успел выгладить их острые грани, но предназначение этих камней было ясным.

– Насколько глубоко она погружена в песок?

Она кивнула, словно не разочаровавшись. На этот раз чуждость ее взгляда и голоса куда-то исчезла. Она казалась моложе и… куда безоружней.

– Восемь футов. Местами девять. Это единственный фрагмент, который не обрушился, когда пришла вода. Наверное, потому, что та ударила параллельно стене. Ил накрыл усадьбу и всех, кто был внутри. Они задохнулись в подвале: сперва дети, потом мать, последним – отец. Чтобы умереть, он открыл люк в потолке и впустил ил внутрь.

– Откуда ты знаешь?

– Их духи все еще здесь. Они очень любили это место.

Он дотронулся до стены, ища следы древнего катаклизма.

– Река? Ил? Ты дуришь меня сказками.

Она тряхнула головой.

– Этой части пустыни – меньше трех тысяч лет. Раньше Эльхаран текла не далее чем в трех милях отсюда. Тогда ее называли Вал’дера. Потом Лааль призвала свою Силу и, невзирая на мнения прочих богов, подняла горы. Хотела оградиться от тех, кто шел с юга. Конечно, это ничего не дало, но половина мира тряслась в лихорадке, когда рождалась новая горная цепь. Река обезумела, а до того, как русло стабилизировалось, поглотила тысячи людей. Но для авендери Лааль это не имело никакого значения. Она хотела хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности.

– Четырнадцатая битва. – Он легонько коснулся камня. – Во время третьего пришествия.

– Можно и так назвать. Хотя не была это битва и не было пришествие. Неважно. В любом случае, некогда здесь находилась цветущая долина, в которую каждую весну приходила разливающаяся река. Пшеницу тут собирали дважды в год лишь в худшие лета. Житница целого континента – так называли это место. А хватило единственной напуганной богини – и за двадцать лет все сделалось пылью, а окрестности стал заносить песок. Нынче мало кто об этом помнит.

– Зачем ты мне об этом говоришь?

– Чтобы ты знал, что вы тоже позабыли очень многое. Даже о месте, где живете, не знаете всего. Под песком здесь всюду торчат полуокаменевшие стволы деревьев, скелеты усадеб, остатки улиц. Если уж вы так мало помните, то что знают остальные? Эти… меекханцы, владеющие половиной континента. Сколько они помнят, а сколько – придумывают? Их язык немного напоминает языки данв и галлехи, а значит, они – потомки народов, которых некогда изгнали на восток. Но столько столетий – это много, очень много, особенно учитывая, что империя поглотила сотни новых племен и народов, а языки, как и кровь, все сильнее смешиваются. Трудно сказать, откуда они происходят.

– Так зачем тебе об этом знать?

Она не ответила. Только тряхнула головой так, что темная челка упала ей на глаза.

– Выкопай яму по обе стороны стенки. Там дольше сохранится тень. Отдохнем. – Она взглянула на север. – Завтра отправимся короткой дорогой. Нам нужно спешить. Хел’заав уже на тропе.

Больше он не услышал от нее ничего. Они лежали в тени под стеною, и, когда солнце встало в зените, девушка вытащила откуда-то кусок полотна – и раскинула примитивный настил. До вечера оставалось еще несколько часов.

Это было худшее, что могло случиться. Лежать. Пока они шли, он сосредотачивался на дороге, когда разговаривали – на том, что она говорила, когда копали в поисках воды или укрытия – на выполняемой работе. После ночных переходов он всегда был настолько измучен, что сразу засыпал и просыпался только вечером. Однако теперь сон не шел. Эта стена… река, текущая сквозь пустыню… духи, заключенные в залитом окаменевшим илом подвале… Его народ, его бывший народ тоже никогда не знал всего. Они прибыли в эту землю лишь через несколько лет после Великих Войн, когда горы, нагроможденные Лааль Сероволосой, стояли уже полвека, а пустыня пожрала плодородную долину. Как и любое племя, они копили сведения, что касались главным образом их истории, чужие несчастья и трагедии появлялись в их рассказах лишь мимолетным отблеском и лишь когда они оказывались как-то связаны с их собственной судьбой. Сколько они не знали? О скольком было солгано – по невежеству или специально? Харуда дал им Законы почти через тысячу лет после Войны, когда историю уже начали забывать. Говорилось, что Ведающие погружались глубоко в память людей, чтоб отыскать истинную историю. Но… они ничего не говорили о пшенице, что росла там, где теперь царил песок. Лежать без движения, когда слышишь лишь ветер и собственные мысли, было худшим, что мог он сейчас делать.