Читать книгу "Королева Юга - Артуро Перес-Реверте"

* * *

Воспоминания. Она вдруг поняла, что за все время этого долгого путешествия туда и обратно она убедилась лишь в трех вещах, касающихся жизни и людей: они убивают, помнят и умирают. Потому что наступает момент, подумала она, когда смотришь вперед, а видишь только то, что позади: трупы, которые один за другим оставались у тебя за спиной, пока ты шла. Где-то среди них и твой, только ты не знаешь об этом. Пока наконец не увидишь его. И тогда узнаешь.

Она искала себя в тенях маленькой часовни, в безмятежном покое скамейки, стоящей справа от изображения святого, в полумраке, красноватом от пламени свечей, которые горели, слабо потрескивая, среди цветов и даров, развешанных по стене. Дневной свет угасал очень быстро, и мелькающие сине-красные огни одной из машин федералов, освещавшие вход, казались все ярче по мере того, как сгущались грязно-серые сумерки. Остановившись перед святым Мальверде, глядя на его черные, словно крашенные в парикмахерской волосы, белую куртку, шейный платок, по-индейски узковатые глаза и пышные усы, Тереса пошевелила было губами, чтобы помолиться, как когда-то — мой путь и поможет мне вернуться, — но так и не смогла вспомнить никакой молитвы. Может, это кощунство, вдруг пришло ей в голову. Может, не следовало назначать встречу в этом месте. Наверное, время сделало меня тупой и заносчивой, и теперь наступил час расплаты.

В тот последний раз, когда она была здесь, из теней на нее смотрела другая женщина. Теперь Тереса искала ее и не находила. Разве только, подумала она, я сама и есть та, другая, или она внутри меня, и девчонка с испуганными глазами, которая убегала с сумкой и «дабл-иглом» в руках, обратилась в один их тех призраков, что бродят за спиной, глядя на меня обвиняющими, или грустными, или равнодушными глазами. Может, это и есть жизнь, и ты дышишь, ходишь, двигаешься только для того, чтобы в один прекрасный день оглянуться и увидеть себя. Узнать себя в последовательных смертях — своих и чужих, на которые тебя осуждает каждый твой шаг.

Она сунула руку в карман плаща — под ним на ней были свитер и джинсы, на ногах удобные ботинки на резиновой подошве — и достала пачку «Фарос». Она прикуривала от одной из свечей, горевших перед образом Мальверде, когда в сине-красных отблесках на пороге обрисовалась фигура дона Эпифанио Варгаса.

* * *

— Тересита. Сколько времени.

Он почти такой же, подумала она. Высокий, плотный. Свой непромокаемый плащ он повесил на крючок у двери. Темный костюм, рубашка с расстегнутым воротом, без галстука, остроносые сапоги. Лицо из старых фильмов Педро Армендариса. Усы и виски у него сильно поседели, прибавилось несколько морщин, пожалуй, стала пошире талия. Но он все такой же.

— Тебя трудно узнать.

С опаской оглядевшись по сторонам, дон Эпифанио сделал несколько шагов внутрь. Он пристально вглядывался в Тересу, видимо, пытаясь соотнести ее с той женщиной, которую сохранила его память.

— Вы не сильно изменились, — сказала она. — Пожалуй, немного поправились. И поседели.

Она сидела на скамье, рядом с изображением Мальверде, и не двинулась с места, когда вошел дон Эпифанио.

— Ты при оружии? — осторожно спросил он.

— Нет.

— Хорошо. Меня эти сукины дети там, снаружи, обыскали. У меня тоже ничего не было.

Он слегка вздохнул, посмотрел на Мальверде, озаренного дрожащим светом свечей, потом опять на нее.

— Вот видишь… Мне только что исполнилось шестьдесят четыре. Но я не жалуюсь.

Он приблизился почти вплотную, внимательно разглядывая ее сверху вниз. Не изменив позы, она выдержала его взгляд.

— Похоже, дела у тебя все это время шли неплохо, Тересита.

— У вас тоже.

Дон Эпифанио медленно, задумчиво кивнул, потом сел рядом с Тересой. Точно также, как в прошлый раз, с тою лишь разницей, что сейчас у нее в руках не было «дабл-игла».

— Двенадцать лет, верно? Мы с тобой сидели тогда здесь же с пресловутой записной книжкой Блондина…

Он остановился, давая ей возможность дополнить его воспоминания своими. Но Тереса молчала. Подождав пару секунд, дон Эпифанио вынул из нагрудного кармана пиджака гаванскую сигару.

— Я и представить себе не мог, — начал он, снимая бумажное колечко. Но снова умолк, будто вдруг осознав, что вещи, никогда не существовавшие даже в воображении, не имеют значения. — Думаю, мы все тебя недооценили, — сказал он, помолчав. — Твой парень, я сам. Все. — Слова «твой парень» он произнес чуть тише, точно стараясь, чтобы они проскочили среди других незамеченными.

— Может, именно поэтому я до сих пор жива.

Дон Эпифанио обдумал эту мысль, пока с помощью зажигалки раскуривал сигару.

— Это состояние непостоянное, и оно никем не гарантировано, — выдохнул он вместе с первым клубом дыма. — Человек жив до тех пор, пока не перестает быть живым.

Некоторое время оба курили, не глядя друг на друга. Ее сигарета почти дотлела.

— Что ты делаешь во всей этой истории?

Она в последний раз вдохнула дым зажатых в пальцах раскаленных крошек. Потом уронила окурок и аккуратно придавила его ногой.

— Я приехала свести старые счеты, — ответила она. — Больше ничего.

— Счеты, — повторил он. Потом затянулся своей сигарой, а выдохнув, произнес:

— Эти счеты лучше бы оставить как есть.

— Нет, — возразила Тереса. — Нет, если из-за них я плохо сплю.

— Ты от этого ничего не выигрываешь, — сказал дон Эпифанио.

— Что я выигрываю — мое дело.

В наступившем на несколько мгновений молчании было слышно, как потрескивают свечи на алтаре. И стук дождя по крыше часовни. Снаружи по-прежнему бегали синие и красные огни машины федералов.

— Почему ты решила подрубить меня?.. Ведь этим ты играешь на руку моим политическим противникам.

Он выбрал удачный тон, подумала она. Почти таким говорят с теми, к кому привязаны. Немного укора, много обиды и боли. Преданный крестный отец. Раненная в самое сердце дружба. Я никогда не считала его плохим человеком, подумала она. Он часто бывал искренним, может быть, и сейчас тоже.

— Я не знаю, кто ваши противники, и для меня это не имеет значения, — ответила она. — Вы приказали убить Блондина. И Индейца. И Бренду, и малышей.

Раз уж дело дошло до привязанности, вот те, к кому я была привязана. Дон Эпифанио, нахмурившись, рассматривал тлеющий кончик сигары.

— Не знаю, что тебе могли наговорить. И вообще, как бы то ни было, это ведь Синалоа… Ты сама здешняя и знаешь, по каким правилам тут живут.

— По правилам, — медленно проговорила Тереса, — полагается сводить счеты с тем, кто тебе задолжал. — Она сделала паузу и услышала дыхание дона Эпифанио — напряженно слушавшего. — А потом, — добавила она, — вы хотели, чтобы убили и меня.