Читать книгу "Федор Апраксин. С чистой совестью - Иван Фирсов"

Вдали по берегу скакали вооруженные всадники, виднелись орудийные повозки. Несомненно, русские неплохо подготовились к встрече. Из глубины бухты к флагману направилась шлюпка. На корме стоял парламентер, размахивая белым флагом.

Русский офицер доставил письмо адмирала Апраксина.

— «Зачем пришли? — недовольно, выпятив губу, слушал перевод Норрис. — Такое ваше приближение к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако, как за явный знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в подлежащей осторожности того себя содержать».

Английский адмирал посчитал ниже своего достоинства отвечать русскому адмиралу:

— Передайте адмиралу, я буду сноситься только с царем.

Получив ответ, Апраксин возмутился:

— Не по чину берет Норрис. Письмо сие не распечатывать, возвернуть автору.

В конце концов англичанин сообщил, что прислан, мол, посредничать в переговорах России со Швецией.

— Хорош посредничек, — ухмыльнулся Апраксин, — прихватил тыщу пушек. Ответствуй, — кивнул адъютанту. — Ежели король аглицкий желает государю добра, пущай шлет посланника, хоть и самого Норриса, но с грамотой. И без пушек, в Петербург.

Ответа Апраксин не дождался, ночью его разбудили.

— Над островом Нарген дым и огонь, неприятель снимается с якорей.

Спустя два часа паруса незваных гостей растаяли на западе в предрассветной дымке…

Оказалось, что Норрис поспешил к Стокгольму, там началась паника, русские казаки, посланные Голицыным, наводили ужас в окрестностьях Умео…

И там Норрис опоздал, ударил «по хвостам». Выполнив задачу, войска погрузились на галеры и отошли к Аландам. Здесь Голицын оставил дозоры и, опасаясь эскадры Норриса, отстаивался в Гельсингфорсе. Петр узнал, что шведская эскадра «обижает» наши дозорные галеры.

— Будет отстаиваться в гавани, — упрекнул он Голицына, — поднимай якоря, спеши к Аландам, надобно шведов отвадить навсегда. Как договорились, завлекай в шхеры и азардуй. Не позабудь абордажные лестницы.

Удача сопутствует смелым. Князь Голицын помнил напутствие царя. При встрече у острова Гренгам с превосходящей по силе шведской эскадрой не оплошал. Во-первых, завлек неприятеля в шхеры. При первых попытках развернуться, навести пушки шведские корабли сели на камни, а тут-то морская пехота взяла шведов на абордаж. Трофеи — четыре фрегата и четыреста пленных — привел генерал Голицын к устью Невы.

Сражения у Гренгама и Гангута удивительно совпали по датам — день в день — 27 июля, так и вошли в скрижали истории…

Тридцатого августа 1721 года Россия и Швеция подписали «вечный истинный и ненарушаемый мир на земле и на воде».

«Николи наша Россия такого мира не получала», — с облегчением вздохнул Петр.

На площадях трубили трубачи, палили корабельные и полковые пушки на Троицкой площади. На улицы выкатили кадки с вином и пивом, начались многодневные и многолюдные торжества в Петербурге, Москве, по всей России.

Петр жаловал генералов и адмиралов. Апраксин уже имел высший флотский чин, ему одному присвоили носить в море особый кайзер-флаг. Давно прощенный Крюйс стал адмиралом, Меншиков и Сиверс — вице-адмиралами. Первый чин шаутбенахта из русских капитанов получил Наум Сенявин…

Не остался без внимания подданных верховный иерарх виктории. Девять сенаторов, среди них Апраксин, просили царя принять титул «Отца Отечества, Императора и Великого».

После этого Апраксин поздравил императора с новым флотским чином. Создатель флота «в знак понесенных своих трудов принял от генерал-адмирала и других флагманов чин полного адмирала».

Петр ответил кратко:

— Конец сей войны таким миром получен не чем иным, токмо флотом…

На площадях для народа били фонтаны из красного и белого вина, вечером по городу сверкала иллюминация и вспыхивали фейерверки, берега Невы сплошь светились огнями. В полдень загрохотала тысяча орудий.

Любил царь веселиться, иногда и просто без причины, от души. Теперь повод был неординарный. Два десятка лет беспрерывных схваток с неприятелем, смерть товарищей, риск, напряжение сил, испытание стойкости. Теперь уж гулять так гулять. Началось веселье на берегах Невы, закончилось в Белокаменной…

Часть шестая

С чистой совестью

Труженик всегда найдет применение и приложение своим способностям, как говаривал Апраксин, «по силе ума своего».

В военной службе карьера неотъемлемая часть жизни человека. Здесь тоже, чего греха таить, не обходится и без кривых дорог, мздоимства и подношений, торговли должностями. Не брезговали этим в те времена боярин Шеин и фельдмаршал Шереметев, гноятся эти «язвы» в армии и по сию пору.

Апраксин всегда шел прямой дорогой, никого не «забижал», не отпихивал, не перебегал кому-либо дорогу и никогда не завидовал чужой славе. Ратный труд поднимал его по ступенькам службы соразмерно воинскому мастерству, исполнению воинского долга, личной храбрости и отваге на суше и в море. А море, как известно, таит в себе ежеминутно смертельную опасность и в мирные дни, когда не свистят пули…

Разными путями добывался достаток. Одни занимались открытым разбоем на дорогах, и не только «подлые» люди, а и именитые, как князь Одоевский. Другие мошенничали, третьи брали мзду, часто без предела. За всем не уследишь, но Петр по мере сил всегда пресекал зло. «Откуда деньги?» — был для него важный вопрос.

Немилосердно карал царь мздоимцев. Без колебаний отправил на эшафот князя Матвея Гагарина, казнил за подобные провинности других, не жалел и близких людей…

Не раз Яков Долгорукий пытался бросить тень на генерал-адмирала, старался обличить его в «незаконных поступках», но все понапрасну, взяток тот не брал, деньги в казне не воровал.

Федор Апраксин жил на свое жалованье, доходы от наследственных вотчин и деньги, которые дарил ему царь. Немалые суммы поступали за счет захваченных у неприятеля кораблей, судов, так называемые призовые деньги. Иная посудина стоила не один десяток тысяч рублей.

Деньги Апраксин не складывал в мошну. Построил добротный дом, жил открыто, а «гостеприимство его было беспредельно». Так о хлебосольном адмирале повествует современник: «Дом его в два этажа находился там, где теперь Зимний Дворец; большой сад извивался по берегу Невы до нынешнего Адмиралтейского бульвара. Убранство комнат соответствовало обширности здания: везде видны были штофные обои, столы с насечками из кости или разноцветного дерева, с вызолоченными ножками, кресла и стулья с высокими спинками, обитые рытым бархатом. Всякий день в четыре часа пополудни ставились у него для полдника, летом в аллеях или беседках сада, зимою в обширных галереях дома, столы одни с холодными кушаньями, сахарными закусками и плодами на серебряном вызолоченном сервизе, другие с винами разного рода. Апраксин, отдохнув после обеда, приходил в залу, где его ждали собравшиеся гости. При звуках духовой музыки, расположенной в разных концах сада или галереях, гости садились за столы, и начиналась пирушка. Одни уходили, другие приходили; слуги переменяли блюда и особенно бутылки. Беседа продолжалась до десяти часов вечера».