Читать книгу "Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер - Андрей Константинов"

А еще эта странная женщина спрашивала про «…секретного генерала Виктора Петровича, то ли Иванченко, то ли Иваненко». Якобы этот «секретный генерал» все знает, «но ему просто сказать не дают»…

Что мог ответить Челышев этой несчастной? Да почти ничего. Уже прощаясь, Андрей Валентинович сказал, тщательно подбирая слова:

— Да, в Афганистане с вашим, как вы говорите, родственником, капитаном Глинским, мы какое-то время служили вместе… Потом жизнь развела. О том, что с ним случилось, я знаю не больше вас. С другим вашим родственником я вообще никогда не встречался. Простите… И прошу вас… Держитесь. Надо жить дальше…

— Зачем? — отрешенно спросила Трубачева.

— Ради них, — твердо ответил Челышев. — Если они… Им бы вряд ли понравилось, что их близкие убивают свою жизнь скорбью и отчаянием… Они… Их просто нужно… отпустить. И жить дальше. И держаться… Еще раз, простите меня…

…Спустя двадцать один год после этого навсегда врезавшегося в память Челышева разговора ему позвонила журналистка, представившаяся Славой Глинской, и попросила о встрече.

Андрей Валентинович, разумеется, согласился и, в тот же день увидев молодую женщину воочию, чуть не ахнул — так она была похожа на Бориса.

Борислава долго и сбивчиво рассказывала, как она вышла на Челышева, а он слушал ее вполуха и все разглядывал и разглядывал ее лицо, узнавая уже полустершиеся в памяти черты.

А Слава говорила и говорила:

— Мама… Она — просто несчастная женщина. Она говорила, что отец бросил нас, когда мне еще года не было… Она так и не вышла замуж… А я, когда повзрослела, пыталась разузнать про отца. Говорила с нашим военкомом, когда тот уволился. Он сказал, что с отцом все не так просто… Будто бы вся семья его в авиакатастрофе погибла… И мама что-то недоговаривает… Она раньше в школе работала уборщицей, а теперь вот — в церкви. Я когда мать спросила накануне своего шестнадцатилетия, какую мне фамилию брать, — она сразу ответила: мол, ты — Глинская… А я не верю, что папа мог нас бросить… Но где только ни пыталась о нем что-то узнать — как на стену натыкаюсь. Говорят — погиб за границей, но никаких документальных подтверждений нет. Странно все…

Андрей Валентинович тяжело вздохнул и закурил:

— Правильно делаете, Слава, что не верите… Я знал вашего отца. Мы служили вместе. И когда вы родились, он сделал все, чтобы приехать к вам с мамой и взять вас на руки. Все. А это было очень непросто.

— Но… Но почему же тогда он?..

Челышев опустил глаза:

— Слава, я и сам многого не знаю, но… ваш отец вас не бросал. Он погиб, служа Родине. Это все, что я могу вам сказать. И вы можете им гордиться. Вы должны им гордиться. Как я горжусь тем, что служил вместе с ним.

Слава не выдержала и заплакала, но быстро справилась с собой и попросила тихо:

— Расскажите… Расскажите мне о нем…

Андрей Валентинович вздохнул и погладил девушку по волосам:

— Он был… настоящим. Настоящим мужчиной и офицером… Знаете, Борислава Борисовна, давайте я вам покажу могилы ваших бабушки и дедушки. Они тоже Глинские, как и вы. На кладбище и поговорим…

…Супруги Глинские, быстро сдавшие после гибели единственного сына, умерли еще до распада Союза. Оба — скоропостижно, с разницей в год.

Владлен Владимирович умер на перекрестке Садового кольца и проспекта Мира в своем старом «жигуленке», «помнившем» еще его сына. Старый генерал, как всегда, спешил к восьми ноль-ноль на службу, на которую не опаздывал никогда — еще со времен маршала Неделина.

Надежда Михайловна ушла из жизни в сентябре 1991 года перед экстренной операцией в Склифе, на которую ее вызвали в пять утра. Обширный инфаркт… Реаниматологи были рядом и не отходили от нее целый час, но ничего поделать не смогли. Ее похоронила семья Ольги Петровны Самариной — рядом с мужем, Владленом Владимировичем, и мамой Ольги — Алевтиной Ефимовной. На похоронах кроме Самариных был Челышев и приведенный им молодой офицер Анатолий Сошников — тот самый срочник из ермаковской роты, чей жизненный путь предопределила встреча в Кабуле со старшим лейтенантом Глинским. А присутствовавший также Петр Станиславович Беренда настоял на исполнении «Интернационала» — более чем «несвоевременного» в те тревожные дни. Ольга Петровна очень хлопотала и суетилась и постоянно нервно поглядывала на Челышева, который как-то уж очень внимательно смотрел на лицо ее старшего сына — будто считал что-то…

По странному совпадению, в тот же самый день и на том же самом кладбище совсем рядом с Надеждой Михайловной похоронили генерал-полковника Леонида Евстафьевича Генералова, командующего 40-й армией в середине восьмидесятых. Леонид Евстафьевич закончил свой земной путь начальником высших офицерских курсов «Выстрел» в подмосковном Солнечногорске. Боевой генерал, отличившийся личной отвагой, оставил о себе память как последовательный сторонник политических перемен в Афганистане, «… вместо того чтобы заливать его кровью». Провожавший его в последний путь Виктор Прохорович Иванников наткнулся на кладбище на Челышева и, узнав, с кем прощается его бывший подчиненный, впервые за все время их знакомства не смог сдержать слезу — вряд ли только лишь из-за этого странного совпадения. Сам Виктор Прохорович, впоследствии оставивший заметный след в истории, по крайней мере, двух постсоветских государств, умер в самом начале 2011 года. До конца жизни он служил в центральном аппарате ГРУ. Главной его заслугой сослуживцы считали прекращение вооруженной фазы гражданской войны 1992–1993 годов в Таджикистане. Поговаривали, что Иванников втайне от всех вел дневник, который после его смерти так и не был найден… Ну а личное дело генерала Иванникова вряд ли в обозримом будущем будет рассекречено до конца…

Бывший начальник ГРУ генерал армии Петр Иванович Ивашутин умер в 2003 году и был похоронен все на том же Троекуровском кладбище. По воспоминаниям подчиненных, он отличался феноменальной памятью и необыкновенным «верхним чутьем». Все эксперты всегда отдавали ему пост главы «неформального триумвирата» самых известных руководителей советско-российской военной разведки, наряду с Федором Ивановичем Ладыгиным и Валентином Владимировичем Корабельниковым…

Полковник Константин Михайлович Силагадзе вернулся из Афганистана в конце 1985 года почти одновременно с Виктором Прохоровичем Иванниковым. После нескольких лет службы в центральном аппарате военной разведки он перешел на дипломатическую работу, закончил академию МИД СССР и снова был направлен в ту же самую страну, где когда-то являлся резидентом ГРУ. На пенсию он ушел в звании чрезвычайного и полномочного посла уже Российской Федерации; в 2007 году Константин Михайлович тяжело заболел и оказался прикованным к постели. Когда навещавшие его друзья многозначительно ставили на стул портфель и вопросительно смотрели Константину Михайловичу в глаза, тот с озорной улыбкой показывал им бумажку с рекомендациями врачей — «разрешено 50 граммов этилового спирта — 1 раз в день». Он тихо умер во сне в январе 2010 года.

Подполковник Андронников (Мастер) оставил о себе больше легенд, чем воспоминаний даже близких сослуживцев. Из Исламабада его отозвали во второй половине 1985 года, когда окончательно отпала необходимость в «аэрофлотовском» прикрытии. Достоверно известно, что до конца 1985 года он находился в распоряжении начальника ГРУ. Рассказывают, что на решение комиссии Минобороны, не признавшей Глинского погибшим при выполнении боевого задания, Мастер якобы ответил сдачей партбилета лично начальнику военной разведки. В такой неординарный по тем временам поступок верилось с трудом, и никто свидетелем тому не был, а сам Ивашутин об этом нигде не упоминал. Тем не менее легенда эта оказалась удивительно живучей, и ее много лет шепотом пересказывали в центральном аппарате — когда сам Мастер исчез неизвестно куда…