Читать книгу "За чертой - Кормак Маккарти"

— ¿Qué piensa?[816]

Билли не очень-то понял, о чем его спрашивают. Сказал, ну да, люди смертны.

Неподвижно сидя в седле, мужчина трезво взвесил его слова. Как будто у этого замечания может быть какая-то глубинная подкладка, в которую надо поглубже вникнуть. Затем сказал, что избирательность смерти многие считают непостижимой, но тут надо учесть, что каждое действие влечет за собой следующее действие — вроде как при ходьбе, когда одну ногу непременно ставишь впереди другой, — из чего следует, что в этом смысле человек сам является пособником собственной смерти, как и всех прочих пертурбаций своей судьбы. И даже более того: иначе-то и быть не может, ибо то, чем человек кончит, записано еще при его рождении, так что к своей смерти он будет идти вопреки всем препонам. Еще он сказал, что оба подхода, по сути, одно и то же, то есть, хотя люди подчас встречают смерть в странных и неожиданных местах, которых они вполне могли бы избежать, все равно правильнее сказать, что сколь бы ни был запутан и сокрыт их путь к погибели, каждый его непременно отыщет. Он улыбнулся. Он говорил как человек, который понимает, что смерть — это обстоятельство бытия, а жизнь — лишь эманация смерти.

— ¿Quépiensa usted?[817]— сказал он.

Билли сказал, что у него на этот счет нет мнения, кроме того, которое он уже выразил. Сказал, что записана ли жизнь человека где-то в какой-то книге, или она формируется день ото дня, — это одно и то же, потому что реальность всего одна и в ней-то ты и живешь. Сказал, что это, конечно, верно, что человек сам творит свою жизнь, но верно также и то, что другой-то эта жизнь все равно быть не может, потому что откуда бы ей — другой-то — взяться?

— Bien dicho,[818]— сказал мужчина.

Окинул взглядом окрестность. И сказал, что, вообще-то, он умеет читать мысли. Билли не стал ему указывать на то, что он уже дважды его спрашивал, что он думает. Вместо этого он спросил мужчину, может ли тот сказать, о чем он думает сейчас, но тот сказал лишь, что их мысли в данный момент совпадают. После этого он сказал, что никогда не стал бы с человеком ссориться из-за женщины, потому что женщина — это всего лишь ходячая собственность, которую реквизируют, да и вообще с женщинами — это всего лишь игра, и настоящие мужчины не принимают эту игру всерьез. Еще сказал, что он не очень высокого мнения о мужчинах, которые кидаются убивать из-за какой-то шлюхи. В любом случае, сказал он, сдохни сучка, и что? мир перевернется?

Он снова улыбнулся. У него что-то было во рту, он покатал там это что-то, заложил за щеку, поцыкал зубом и опять выкатил из-за щеки. Тронул шляпу.

— Bueno, — сказал он. — El camino espera.[819]

Он снова коснулся шляпы, пришпорил коня и так передернул удилами, что конь, закатив глаза, присел на задние ноги и забил копытом, после чего рысью ломанулся сквозь кусты и, выскочив на дорогу, вскоре скрылся из глаз. Билли расстегнул mochila[820]и вынул револьвер. Откинув большим пальцем дверцу барабана, покрутил его, проверяя наличие патронов в каморах. Придерживая пальцем, опустил курок с полувзвода{102} и долго потом сидел и ждал.

Пятнадцатого мая (число он определил по газете, впервые за семь недель попавшей к нему в руки) он снова въехал в Касас-Грандес, определил лошадей в конюшню и снял комнату в гостинице «Камино ректо».{103} Утром встал, прошлепал по кафельному коридору в ванную. Вернувшись, постоял у окна, из которого утреннее солнце косо падало на замахрившийся край изношенного ковра под ногами, послушал, как какая-то девушка поет в саду. Девушка сидела на разостланном белом парусиновом полотнище рядом с огромной, в несколько ведер, горой орехов пекан. На коленях у нее лежал плоский камень, на котором она колола орехи каменным пестиком; работала и пела. Склоняясь вперед так, что ее распущенные темные волосы заслоняли руки, она работала и пела. Она пела:

Pueblo de Bachiniva

Abril era el mes

Jinetes armadas

Llegaron los seis[821]

Разбивая скорлупки камнем, она вынимала ядрышки и бросала их в поставленный рядом горшок.

Si tenía miedo

No se le veía en su cara

Cuántos vayan llegando

El gúerito les espera[822]

Она пела, тонкими пальчиками отшелушивая от скорлупы ядрышки орехов — эти нежные бороздчатые полусферы, в которых записаны все детали строения дерева, их породившего, и все детали строения дерева, которое способны породить они. Потом она спела эти же две строфы еще раз. Билли застегнул рубашку, взял шляпу и спустился по лестнице во двор. Увидев, как он к ней идет по мощенному булыжниками двору, она оборвала песню. Коснувшись шляпы, он поздоровался. Она подняла взгляд и улыбнулась. На вид девушке было лет шестнадцать. Она была очень красива. Он спросил, знает ли она другие строфы той корридо, которую сейчас пела, но она сказала, что нет. Она сказала, что это была старая корридо. Сказала, что история в ней рассказывается очень грустная, так как в конце этот gúerito и его novia[823]умирают друг у друга в объятиях, потому что у них больше нет патронов. А в самом конце говорится о том, что, когда посланные хозяином головорезы уезжают, местные жители уносят этого gúerito и его возлюбленную в тайное место, там хоронят, и с могилы взлетают две маленькие птички, но всех слов она не помнит, да и вообще ей очень неловко оттого, что он подслушал, как она поет. Он улыбнулся. И сказал ей, что у нее приятный голос, но она отвернулась и сердито зацокала языком.

Он стоял, глядя поверх забора в сторону западных гор. Девушка наблюдала.

— Déme su mano,[824]— сказала она.

— ¿Mánde?[825]