Читать книгу "Последнее лето - Константин Симонов"

– Впереди, в лесу, в километре отсюда.

– Связь имеешь?

– Имею, – сказал Артемьев. – Только надо назад повернуть, ко мне на КП.

– Чем назад, лучше вперед, – сказал Серпилин. – Тем более по телефону все же хуже видать! Садись в свой «виллис», показывай дорогу, я за тобой.

– И, повернувшись к Синцову, приказал: – Синцов, сядь к полковнику! – Заметил, что Синцов с Артемьевым переглянулись, как хорошо знакомые люди, и вспомнил разговор накануне наступления, что они свояки. «Пусть проедутся вместе. При командарме не больно-то поговоришь!»

– Как жизнь, Паша? – спросил Синцов, сев в «виллис» позади Артемьева.

– Пока плохая, – сказал Артемьев. – Будем ли действовать, неизвестно. Возможно, и без нас обойдутся. Хорошо, хоть Ильин вчера повоевал! Под чужой командой, а все же наш полк! В остальном – нормально! От Надежды вчера письмо получил. Просит узнать про Козырева: когда его тело в Москву не сумели вывезти – может, с дороги вернулись и все же где-то здесь похоронили. А где и у кого я буду это узнавать, мозгами не пошевелила!

Синцов вспомнил, как Надя говорила о Козыреве там, в Москве, и промолчал. Когда после возвращения из Москвы увиделся накоротке с приезжавшим в штаб армии Артемьевым, ничего, конечно, не сказал ему про то, что видел у него дома. Даже порадовался краткости свидания, которая позволила меньше кривить душой. Спешка в таких случаях помогает.

И сейчас, когда Артемьев заговорил о Наде, Синцов был рад, что они почти тут же свернули и остановились в лесу.

Артемьев выскочил и пошел навстречу Серпилину.

Командир самоходного полка спал в палатке. Было слышно, как его будят: «Вставайте, товарищ подполковник, командующий прибыл». Серпилин стоял перед палаткой и ждал. Артемьев поспешил объяснить, что командир самоходного полка не просто так валяется, а, наверно, лег, ослабев от потери крови. Вчера ему осколком целый лоскут на предплечье вырвало, глубоко, до кости.

Подполковник выскочил из палатки одетый и подпоясанный, в кожанке с полевыми погонами. Но гимнастерки под ней, кажется, не было: надел прямо на белье.

Докладывая, с трудом держал руку у козырька.

– Вольно, опустите руку. Ранены, а в донесении командира подвижной группы не читал об этом! Вы ему не докладывали или он мне?

Серпилин с насмешливым сочувствием смотрел на подполковника: как выкрутится? Как ни ответь, все плохо! Сказать – не доложил, – и взять вину на себя. А сказать – доложил, перевалить на другого – тоже нехорошо!

– Так точно! – глядя в лицо Серпилина, после секундного колебания отчеканил подполковник.

Серпилин рассмеялся и, сбросив напускную строгость, сказал Артемьеву:

– На вид подполковник Гусев с ног не валится, но там, по дороге, я обогнал, подходит твой медсанбат. Пришли все же сюда, прямо на позиции, Никольского Павла Павловича. Он у вас по-прежнему?

Артемьев подтвердил, что ведущий хирург медсанбата все тот же, что был при Серпилине.

– Пусть осмотрит подполковника Гусева и решит его судьбу. А то у Гусева по штату в полку врач один, и тот небось в горсти у командира. Какое Гусев ему прикажет написать заключение, такое и напишет. А все остальное, кроме своего ранения, донес точно? – продолжая улыбаться, спросил Серпилин у Гусева. Ему нравился этот подполковник в кожанке, молодой, наверно, смелый и рукастый и, несмотря на ранение, счастливый тем, что вчера сделал.

– Все точно, товарищ командующий!

– Тогда покажи на местности.

Ехать было недалеко, до опушки. Лес кончался, переходил в открытое поле, на котором и разыгрался вчера вечером бой с немцами. Следы боя были налицо. Оглядывая поле, Серпилин насчитал на нем тринадцать подбитых немецких танков и самоходок.

– А сколько немцы у вас вывели из строя?

– Семь машин, – сказал Гусев. – Пять безвозвратно, а две заканчиваем восстанавливать.

Серпилин вспомнил, как, проезжая по лесу, услышал стук кувалды по железу. Самоходчики клепали порванные гусеницы.

– Вчера поработали хорошо, – сказал Серпилин. – А сегодня положение ваше еще более твердое. За спиной вон какая сила! – Он кивнул на Артемьева. – Но требуется неусыпное внимание. На лаврах не почивать!

– Никак нет. Сам не знаю, как заснул, товарищ командующий. Виноват! – Смущенный Гусев принял «неусыпное» и «почивать» на свой личный счет.

– Что поспал, наоборот, верно. Тем более после ранения. Я не об этом, а о дальнейшем наблюдении за противником.

Когда вернулись на перекресток, Артемьев попросил разрешения сопроводить Серпилина до танкистов, но Серпилин не разрешил, сказал: «Оставайся».

– Тогда разрешите обратиться с вопросом, товарищ командующий.

– Слушаю.

– Товарищ командующий, мы тут обменялись мнениями с командиром подвижной группы, прикинули свои силы. Могли бы не ждать немцев на этом рубеже, а повести наступление в сторону Могилева, ускорить события. Просим одобрить нашу инициативу.

– Так, – сказал Серпилин. – Значит, обменялись мнениями с танкистом, а доложить взялся ты, из чего заключаю – инициатива твоя?

– Так точно.

– Скорей бы ожидал ее от танкистов; у них это в натуре и даже в характере самой техники – нежелание на месте сидеть! Значит, хочешь ускорить, сам лично войти в Могилев и доложить, что две улицы занял! От кого-нибудь другого ожидал, а от тебя – нет! Хотя и молодой годами, но старый уже командир дивизии, академик, мог бы пошире двух собственных улиц думать! Да мы, больше чем уверен, потому и возьмем к вечеру Могилев, что заслон им тут поставили! Думаешь, все эти самоходки и танки, что мы им здесь побили, легче было бы там, в городе, на улицах уничтожать? Я сплю и вижу, чтобы они на вас еще полезли, чтобы их тут, на открытом месте, расщелкать, доказать им, что бессильны вырваться! А тебе этой задачи мало. Тебе надо лично две улицы взять! Да еще танкиста в это вовлек! С Бережным небось вместе придумывали? Чувствую его влияние – поперед батьки в пекло лезть! Отставить эти идеи! Пойдут на вас, сделаете свое дело. А не пойдут все равно сделаете свое дело тем, что здесь стоите, где вам и надо стоять. А где, кстати, Бережной? Почему не видно?

– К танкистам поехал.

– А что ему там делать? Ну, хорошо, я его там еще увижу!

Закончив разговор этой не сулившей ничего доброго фразой, Серпилин поехал к танкистам. Бережного там уже не застал. И полковник Галченок, как и ожидал Серпилин, ни словом не обмолвился о том, о чем говорил Артемьев. Отчитывая Артемьева резче, чем тот заслуживал, Серпилин хотел сразу похоронить эту идею и уже не возвращаться к ней у танкистов. Был уверен, что Артемьев позвонит и предупредит.

Галченок, встретив Серпилина, доложил о потерях, нанесенных противнику, о своих потерях, теперь уже чувствительных, и подтвердил, что связь и взаимодействие с командиром сто одиннадцатой стрелковой дивизии налажены и на случай дальнейших действий все лично согласовано. В конце доложил, что правофланговый батальон приданного ему стрелкового полка находится южнее шоссе Бобруйск – Могилев, в локтевой связи с тысяча сорок четвертым стрелковым полком соседней армии. Теперь кольцо вокруг Могилева полное.