Читать книгу "Право на жизнь - Алена Сказкина"

Я медленно, придерживаясь за стенку, поднялась, разбудив Криса. На негнущихся ногах побрела внутрь, не зная, что меня ждет, боясь доверять ободряющей улыбке сестры.

Вспыхивали алым и гасли руны на деревянном ложе. В такт им пульсировали линии Печати — тонкая кружевная шаль, укутавшая неподвижное тело. Окаменевшее лицо казалось старше, спокойнее… благороднее, будто принадлежало не живому человеку, а надгробному изваянию. Теперь я осознала, какой отпечаток наложило на Рика изгнание. Из-под личины лохматой дворняжки, одичавшей, привыкшей постоянно держаться настороже, наконец-то выглянул давний породистый пес, гордость и надежда северного клана.

Есть какая-то неправильная правильность в том, что смерть срывает любые маски. Убирает лишнее, оставляя то единственно истинное, спрятанное под наносной шелухой прожитых лет.

Грудь, перетянутая бинтами, была неподвижна. Сколько ни всматривалась, сколько ни прислушивалась, я не сумела уловить дыхание.

— Он просто спит и будет спать, пока рана не залечится, — успокоила сестра, почувствовав зарождающуюся во мне панику.

Смиряющие ремни туго впились в посеревшую кожу. Хотелось разорвать-разрезать их, освободить дракона от любых пут, но я удержалась — Рик в бессознательной горячке мог навредить сам себе.

Я нерешительно дотронулась до безвольной кисти: пальцы мужчины напоминали ледышки. Скользнула выше, нащупывая вену. С облегчением уловила пульс, слабый, но уверенный.

— Убедилась? — сухо уточнила Альтэсса. — А теперь вон из лазарета! Пока я не придушила вас обоих!

***

— …Прелестное дитя. Это даже лучше, чем дерзкий сын Альтэссы.

— Разве она способна стать сосудом? Или вы хотите использовать Дрейну, чтобы уничтожить лиаро?

— Горстку старых дураков, что величают себя чистокровными? О, нет! Зачем довольствоваться малым, когда сразу можно получить Небеса?! Этот клинок я намерен направить против моей заносчивой сестры. Если Narai исчезнет, Terron и Itron не удержат вдвоем барьер. Пожалуй, стоит сказать спасибо нашим неблагодарным детям.

Только глупец не понимает слов. Он же ловит мышь по всем углам, зная, что она добровольно придет в мышеловку. Затея с кровью Оракула сработала даже лучше, чем надо: теперь им ведомо, когда младшая сестра воззовет с молитвой к Великой Матери — в тот самый момент они и нанесут удар, обращая поражение в свой триумф.

Только глупец задает вопрос, ответ на который очевиден.

— А… что будет с девочкой?

— Погибнет, вероятно. Какая разница?

Тьма в глазах Дракона глумливо напоминала: разве не ты клялась без колебаний пожертвовать кем угодно и чем угодно? Не ты ли собиралась стереть прогнивший мир до основания, не оставив ничего, кроме гложущей твою собственную душу пустоты?

Чтобы обрести настоящую свободу, власть над судьбой, сначала необходимо уничтожить все, что привязывает к прошлой жизни. Возлюбленный мужчина, который однажды должен был предать ее. Скупая на ласку мать, считавшая собственную дочь чудовищем. Ребенок, негаданный и нежеланный. Какая разница, кого ей потребуется принести в дар Хаосу ради выбранной цели?

Не догадываясь об уготованной участи, младенец на руках засопел, сладко причмокивая в своем безмятежном сне губами. Хотела бы она узнать, что ему грезится.

Какая разница?

— Действительно… никакой.

Видение отпустило, позволило скинуть чужую шкуру. Юна всегда была оружием. Для лиаро и собственной семьи. Даже для Великого Отца она оставалась инструментом, с чьими чувствами никто не считался.

— Доброе утро.

Солнце неуверенно выползло из-за барханов и осторожно заглянуло в комнату, словно в любой момент готовилось скрыться обратно. Наступил новый день. И что же он нам принесет?

Я села, рассеянно скользнула взглядом по чаше с остатками травяного отвара. Все-таки подмешали сонное зелье? Судя по вялости мыслей и ватной истоме, не желающей покидать разомлевшее тело, мой незапланированный «отдых» затянулся на сутки, не меньше.

Ковер щекотал босые ступни. Дверь, ожидаемо, оказалась заперта, и на стук никто не откликнулся. Более того в ответ на отпирающее заклинание дерево и окружающие стены ехидно подмигнули мне рунической вязью. Узнаю почерк Харатэль. Я хмыкнула, скорее добродушно, чем раздосадовано: неугомонную эссу наконец-то загнали в ее комнаты и, судя по принятым мерам, выпускать не собирались.

Ну и пусть! Чувства притупились, выгорели, и сейчас мной владело неестественное безразличие, покорность судьбе и чужим решениям. Если сестра хочет, чтобы я оставалась здесь, так тому и быть.

— Доброе… утро?

Теперь в приветствии звучал вопрос: затянувшееся молчание вынудило непрошеную гостью растеряться.

Я обернулась, наконец «увидев» замершую посреди комнаты девочку. Лет шесть или семь — благодарить, что мне не подкинули младенца, как я понимаю, следует Дамнат. Волосы темные, точно у отца, но такие же шелковистые, словно серебро, что текло по плечам ее матери. И лицо ей досталось от среброкосой — тонкий, искусно выделанный фарфор с едва заметным румянцем на благородной белизне. Вот только испуг на нем плохо сочетался с фамильными чертами рода Иньлэрт.

Дрейна. Дитя обмана, юная Вестница Смерти, не скованная цепями хранителей памяти. Страшное проклятие, оставленное Юнаэтрой тиа Иньлэрт этому миру. Куколка, что однажды превратиться в бабочку погибели. Мерзость, порожденная многовековым экспериментом лиаро, несущая в себе страшный дар своей матери. Пока еще спящий и скрытый.

Девочка, поразительно похожая на Диньку живыми искорками в черныхглазах… глазах ее отца. И что мне делать с этим ребенком?

— Мама сказала, — Дрейна стушевалась и неуверенно, тихо закончила, — теперь ты будешь моей новой мамой?

Даже так? Видно, выражение, появившееся на лице, не сулило кое-кому ничего хорошего. Малышка попятилась. Мордашку исказила самая настоящая паника. Губы задрожали. Девочка шмыгнула носом и… банально разревелась.

Поздравляю, Лана, довела ребенка до слез! Только и способна ты, горе-эсса, что воевать с детьми!

— Прости, — я обняла птенца: неловко, неумело, точно опасную ядовитую тварь, готовую ужалить в любой момент. Рассердилась сама на себя за эту скованность и нелепые предрассудки. — Прости. Я не хотела тебя напугать.

Что бы ни натворила Юнаэтра, какая бы разрушительная сила ни дремала в хрупком тельце под моими ладонями, дитя не несет ответственности ни за преступления матери, ни за грехи иных взрослых. Я постаралась вытравить из души всю неприязнь к Вестнице и тому, что с ней связано, инстинктивную ненависть, которую от рождения испытывают «ножны» к «мечу». Предо мной был брошенный ребенок, одинокий, напуганный, внезапно лишившийся семьи и привычного дома, не понимающий, почему на него злится эта незнакомая глупая тетка.

Юнаэтра, какая же ты тварь! Поступить так жестоко с дочерью!