Читать книгу "Ученик якудзы - Дмитрий Силлов"

— Слушай, — сказал он. — А тогда, помнишь, в подвале. Когда ты в меня из автомата целилась. Ты действительно собиралась меня… ну… того…

Александра рассмеялась.

— Как там говорил твой закадычный друг Афанасий? «Стрелять в человека, с которым пил, всегда тяжело». Вот и исходи из этого.

— Афанасий тогда в меня не выстрелил, — медленно сказал Виктор. — Хотя мог… Слушай, а на кой я вам вообще сдался? Опыты на мне проводить будете?

— Это не мне решать, — ответила Александра. — Вот приедешь — и там расспрашивай, кто, да что, да зачем. А я — в душ.

Она слезла с кровати.

— Слушай, а что ты там тогда говорила насчет того, что потом придется типа киллером на вас работать? — сказал Виктор ей в спину. — Это серьезно?

— Так тебе ж не привыкать, — бросила Александра не оборачиваясь. — И на будущее, чтоб совесть свою успокоить, думай о том, что мочишь только очень нехороших людей. Сам уже понимать должен — кто ж хороших-то убивать будет? Кому они нужны, хорошие?

Она шла по коридору к ванной, а Виктор из комнаты смотрел на ее совершенную спину, ягодицы, ноги и думал, рискнет ли он еще раз лечь в постель с этой женщиной?

За Александрой закрылась дверь ванной. Послышался звон водяных струй, разбивающихся о ее бронзовое тело.

— Да ну! — сказал Виктор, откидываясь на подушку и вновь втыкая взгляд в потолок. — Лучше уж наших Машек трахать. По крайней мере будешь знать, что тебя потрахом не завалят и дауном не сделают. Или не пристрелят ненароком.

Дверь ванной комнаты была дубовой и, как следствие этого, абсолютно непрозрачной. К тому же Виктор смотрел в идеально белый после евроремонта потолок, изуродованный дурацкой лепниной. И на фига дизайнера приглашал? Руки бы оторвать тому дизайнеру. По самые ноги.

Он криво усмехнулся. Сам себя не обманешь и мыслями о мести идеологическому отцу потолочных наворотов от насущного не отвлечешь. Перед глазами навязчиво маячило загорелое тело Александры в облаке микроскопических осколков водяных капель, разбивающихся об ее упругую кожу.

— Одним словом, брешешь ты, Виктор, — констатировал кандидат в ниндзя. — Сам себе брешешь…

Она вышла из ванной и, нимало не стесняясь ни своей наготы, ни взглядов Виктора, который все же предпочел созерцание потолка более приятному для глаз зрелищу, словно по подиуму прошла по коридору и царственным жестом кивнула Виктору на открытую дверь ванной.

— Твоя очередь.

— Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, — горестно промолвил Виктор, сползая с кровати и направляясь в ванную.

— Давно бы так, — сказали за спиной. — Глядишь, и магазин бы за тобой остался.

— Ну не сука?.. — простонал Виктор, скрываясь за дверью…

Единственное полотенце после Александры было мокрым. Потому из душа Виктор вылез слегка сырым с прической, наспех облагороженной растопыренной пятерней.

Александра сидела на кровати в позе лотоса, полностью одетая и в сапогах. Перед ней лежала Викторова катана.

— Нравится? — усмехнулся Виктор.

— Нравится, — вздохнула Александра. — Всегда нравилась. Как такое может не нравиться? А ты его на крюк в стене подвесил. Что, подставку не мог заказать, варвар?

Меч, наполовину извлеченный из ножен, был действительно прекрасен. Лунный свет, падая из окна, ласкал клинок, а тот причудливо переливался, словно вбирая в себя лучи мертвого светила… и сам становясь этими лучами, заключенными в прозрачную оболочку из металла старинной ковки.

— Подставку… Ага. Под самурайский меч. Заказать. Дяде Коле-алкоголику. И объяснить: «Я, дядь Коль, хочу катанакакэ заказать». Он мне тоже объяснит, что первую часть слова на знает, зато вторую сделает лично для меня прям сейчас и бесплатно.

Виктор подошел к кровати. Шутить расхотелось.

— Иногда этот клинок кажется мне живым, — признался он.

— Он и есть живой, — слегка дрогнувшим голосом сказала Александра. — В нем больше жизни, чем в нас с тобой. Меч такой силы забирает себе души всех, кого он убил. И если в том, кто им владеет, недостаточно личной силы, то скоро эта катана будет владеть своим господином. Предварительно забрав себе его душу. Или уничтожив ее, если эта душа ни на что не годится. В древности японцы называли такие мечи «жадными до крови» и убивали их вместе с Мастерами, изготовившими настолько ужасное абсолютное оружие[8].

— Жути нагоняешь ближе к ночи? — усмехнулся Виктор. Но в его словах не было уверенности. — Хотя… Знаешь, иногда мне самому что-то такое кажется. Ну, типа, что он живой и всё такое.

— Правильно кажется, — кивнула Александра. — Одно не пойму — у таких мечей, как и у людей, есть своя карма. И с каким же это вывертом повернулось Колесо Великого Предела, что Путь такого меча пересекся с хммм… тропинкой периферийного цунэбито[9]?

Виктор задумчиво посмотрел на Александру. Что такое «цунэбито» он не знал, но по оттенку голоса Александры понял, что что-то весьма для него нелестное.

— Интересно, — сказал он. — Ты для того со мной трахнулась, чтобы узнать, что во мне такого особенного?

— Не знаю, — пожала плечами Александра, не отрывая завороженного взгляда от клинка. — Американцы называют это «мейк лав». Делать любовь. Иначе говоря, захотелось, и все.

— Не знаю, как в Штатах, а в наших детских садах так бывает, — сказал Виктор. — И в школе, в младших классах. Когда пацан нравится, то девчонка его по-всякому оскорбляет и норовит унизить. Чтобы внимание к себе привлечь.

— Ага, — кивнула Александра. — Твой случай. Ты мне безумно нравишься, и я не знаю, как привлечь к себе твое внимание… Все, не могу больше!

Она с силой вогнала катану в ножны.

— В себя затягивает… Короче, ненаглядный ты мой.

Она свесилась с кровати и, достав из-за ее спинки длинную кожаную сумку, бросила ее Виктору.

— Держи. Это твое.

— Что это? — удивился Виктор.

— Говорю же, твое имущество. Открывай. Только осторожно.

— Чего опять подстроили? — мрачно спросил Виктор, с некоторой опаской развязывая туго затянутые шнурки. — Не могли в сумку молнию вшить?

Александра покачала головой, но ничего не ответила. Мол, безнадежен пассажир, и могила его не исправит. Только крематорий.

Виктор наконец развязал шнурки и вытащил наружу сверток плотной материи, перевязанный черным шнуром. Он положил сверток на кровать, развязал шнур, развернул материю…

Это был еще один меч.

На этом мече, в отличие от изукрашенной богатой отделкой катаны, не было ни узоров, ни камней, ни даже намека на какие-либо украшения. Вряд ли можно было назвать украшением едва заметную цепочку иероглифов, вдавленных в поверхность ножен и почти неразличимую на общем фоне. И отделка, и сами ножны, и оплетка рукояти меча были цвета абсолютной, непроглядной ночи. Под оплеткой угадывался крашенный в тот же цвет слой пупырчатой кожи ската.