Читать книгу "Игла в сердце - Инна Бачинская"

— Рассказывай! — Алик сгорал от нетерпения.

— Что ты знаешь о куклах вуду? — спросил Шибаев.

— О куклах вуду? — поразился Алик. — Твое новое дело про магию? Ты же не веришь в магию!

— Не верю. Не уверен, что дело про магию.

— Как это?

— Элементарно. Ситуация там такая. Второго августа, две недели назад, умерла молодая женщина. Заключение судмеда — передозировка по неосторожности снотворными таблетками. То есть неосторожность, а не самоубийство. Тем более она любила выпить.

— Самоубийство? Она что, была склонна к суициду?

— Как версия. Но сестра говорит, что нет, и попросила меня разобраться. Директриса лицея, умная тетка, с характером, не истеричка.

— Она думает, что сестру убили?

— Нет, она так не думает. То есть не прямо.

— А как?

— Она нашла в кровати сестры куклу-самоделку с булавками. Под матрацем. Булавок тринадцать.

— Чертова дюжина! А что следствие?

— Она нашла ее только сейчас. Со следствием, говорит, не хочет иметь дела, тем более оно закончено, толком не начавшись. Заключение, как я уже сказал, передозировка по неосторожности. Как я понимаю, следователь ей не понравился. Кроме того, ей неудобно соваться к нему с магией. А ко мне — в самый раз.

— А эта девушка, свидетель… Она кто?

— Она работала у них домработницей, ее уволили. Хозяйка обвинила ее в краже кольца. Ни сестра, ни муж в это не верят. У покойницы был сложный характер. Причем муж выплатил ей зарплату за полгода.

— Щедро. То есть она оговорила домработницу? Зачем?

— Хороший вопрос. У меня два ответа.

— Хотела ее уволить, должно быть. А второй?

— Чтобы унизить. Домработница… ее зовут Виктория — неглупая, не урод, учится в юридическом техникуме. Зависть, должно быть. Елена Федоровна говорит, причина — осознание собственной несостоятельности.

— Однако! Не щадит она сестричку, — заметил Алик. — Похоже, не ладили.

— Она реалист, кроме того, лет на пятнадцать старше. Если уж решилась прийти к частному детективу, то понимает, что врать без толку. Я же не полиция. И приличий соблюдать не надо. Ее сестра рано вышла замуж, так как хотела уйти из-под надзора родителей. Мужа не любила. А тот получил в руки семейный бизнес — и все в дамках. Не работала, не училась, подружки, тряпки… Стала пить, сбежала из диспансера — ее пытались лечить…

— Сильно пила?

— По бутылке красного в день. Это как, много или мало? Мужу по барабану, он безвылазно сидит в Зареченске, там у них мебельные цеха. Ночью смотрела сериалы, спала до полудня, принимала снотворное.

— Почему она хотела, чтобы эту девушку уволили? Может, у нее роман с хозяином?

— Не похоже вроде. А там — черт его знает. Я с ним еще не говорил. О хозяине она отзывается с симпатией. И еще… Поставь себя на ее место, Дрючин. Представь себе, что ты молодая привлекательная бедная девушка… — Шибаев ухмыльнулся. — Представил? Тебя оболгала и с позором выгнала твоя хозяйка, полное ничтожество. Что ты почувствуешь к ней?

— Ну… ненависть, наверное.

— Хорошо. А если я задам тебе вопрос: а скажите, Виктория, что вы думаете о вашей хозяйке? Что ты скажешь?

— Что она сволочь, — ответил Алик.

— Именно, Дрючин. А она отзывалась о хозяйке слишком сдержанно. Как-то это нетипично, я бы сказал, не по-женски. Правда, у нас знаток женщин ты, а не я.

— Согласен. И что?

— Или сильный характер, или презирает ту настолько, что не хочет опускаться до ее уровня. Или…

— Или?…

— Или роман с хозяином, ты сам сказал.

— Тогда бы она сказала, что хозяйка не только сволочь, а еще много всяких интересных слов, уж поверь. Ревность — страшная штука, Ши-Бон, сам знаешь. А если все-таки роман… Ты считаешь, что муж накормил ее таблетками?

— У мужа алиби. Таблетки она приняла сама. А вот кукла… Черт ее знает.

— Ты думаешь, он хотел ее напугать и подложил куклу?

— Не знаю. Вита говорит, что он даже не знает, что такое вуду, весь в своем бизнесе. У этой женщины в доме бывали подружки, они проводили всякие магические ритуалы, и у нее были какие-то книжки по магии. — Шибаев упорно избегал произносить имя хозяйки.

— Идиотская мода, — заметил Алик. — Все как с цепи сорвались с этой магией. Ты думаешь, кто-то из них? Зачем?

— Дурака валяли. Не знаю, Дрючин. Сестра говорит, она слышала, как ночью в доме кто-то ходит, передвигает мебель и играет на пианино.

— Галлюцинации? Она вообще психически здорова? Была…

— Снотворное и бутылка красного, Дрючин. Я осмотрел ее спальню, потом гостиную. Крышка пианино была открыта, на полу — разбитая фотография: она с мужем на лыжном курорте; посередине — следы высохшей лужи. Елена Федоровна сказала, что утром, когда она пришла, она увидела на полу перевернутую вазу и разлитую воду. И белые лилии. Вазу она поставила на журнальный столик, лужу вытерла. Подняла с пола фотографию. И пошла будить сестру. Ночью та звонила и просила приехать, а она ответила, что приедет утром.

— И теперь чувствует себя виноватой.

Шибаев кивнул.

— Пришла, а та мертвая. Ну, она сразу «Скорую», те полицию, и так далее. Разбитая фотография, лицом вниз… Никаких мыслей?

— Может, сбросили на пол намеренно? Может, она сама и бросила? Может, она лунатик?

— Может. А ваза целая. Большая ваза тонкого стекла — целая. Клиентка говорит, что она, видимо, поскользнулась в луже и упала, ее ночная сорочка была еще мокрая.

— И что?

— А то, что ваза не разбилась.

— И?… — Алик с недоумением смотрел на Шибаева. — Не разбилась, и что?

— Если бы она упала на пол, то разбилась бы.

— Ты же сам сказал, что она была на полу! И вода разлилась!

— Сказал. А почему не разбилась? Очень тонкое стекло, должна была разбиться.

— Да какая, на фиг, разница?! В чем дело, ШиБон?

— Большая, Дрючин. Она не разбилась, потому что ее не сбросили случайно, а положили на пол и воду вылили.

— Кто? Может, она сама и…

— Может.

— Точно, она! Пожалела. Вылила воду и положила на пол, а потом забыла, поскользнулась и упала. А цветы?

— Лежали на полу. Белые лилии, ее любимые.

— Кладбищенские цветы. У меня на них аллергия. Муж подарил?

— Елена Федоровна не знает. Может, купила сама.

— А фотографию тоже положила? Если это она?

— Не факт. Фотографию могли сбросить… Как это ты любишь говорить? В припадке сильного чувства! Во-во, в нем и сбросили. Причем лицом вниз. А ваза сильного чувства не вызывала. Потому ее не сбросили, а положили.