Читать книгу "Капкан супружеской свободы - Олег Рой"

И он тоже поднялся, считая беседу законченной. Однако он плохо еще знал эту женщину, реакция которой на любую реплику бывала иногда непредсказуемой даже для нее самой.

— Уговорили, — сказала Лида таким тоном, будто он и впрямь умолял ее о чем-то, и посмотрела ему в глаза своими бездонными очами цвета мрачной морской синевы. — Я беру вас с собой. Ручаюсь, что сегодня вы не будете чувствовать себя одиноким.

Наверное, у Алексея был слишком озадаченный вид, потому что она снизошла до объяснений — весьма необычное для нее занятие, как он не раз имел случай убедиться позже.

— У моей близкой подруги сегодня свадьба, и я приглашаю вас с собой. Особого веселья не ждите и на чрезмерно интеллектуальное общество тоже не рассчитывайте; предупреждаю сразу — это брак по расчету, со всеми отсюда вытекающими, понимаете? Но уж отличный ужин, качественное спиртное и возможность потанцевать обеспечены.

Алексею сделалось смешно от ее серьезного, почти сухого тона; было такое впечатление, будто молодая красивая женщина делает ему деловое предложение, а не зовет с собой на вечеринку. И с чего она вообще взяла, что он потащится в какую-то незнакомую компанию и потратит вечер на чужих людей?… Но чтобы его отказ не выглядел слишком суровым, Соколовский спросил с иронической усмешкой:

— А какие же последствия вытекают из того, что брак совершается по расчету?

— А вот увидите сами, — засмеялась Лида, и Алексей, открывший уже было рот, чтобы закончить вежливым отказом, с изумлением вдруг услышал, как сам же и благодарит за отличную идею и соглашается сопровождать ее.

Так он попал в «Прагу», где шумная компания из сотни человек пила, хохотала и перебивала друг друга, празднуя брак интеллигентной симпатичной переводчицы и немолодого бизнесмена средней руки. Невеста так стыдилась своего подгулявшего и не в меру болтливого жениха, а бизнесмен столь откровенно влюблен был в юную свою партнершу, что Соколовский довольно быстро сумел вычислить, что именно Лида называла «всеми отсюда вытекающими». Понятие о мезальянсе как о роковой ошибке, опасной для обеих сторон, по-видимому, не слишком-то изменилось с девятнадцатого века, и впечатление неравенства брака, рождавшегося у всех на глазах, будило в присутствующих, даже если они не отдавали себе в том отчета, ощущения стыда и тайного недоумения.

Алексей много и, неожиданно для себя, с удовольствием пил в этот вечер, танцевал — не только с Лидой, но и с другими красотками, представленными здесь, точно на выставке тщеславия, — и наблюдал за гостями, словно собирая в копилку новой постановки приметы чуждого ему «новорусского» мира и смутного, непонятного времени. А Лида, казалось ему, в свою очередь, наблюдала за ним, хотя внешне совсем не уделяла ему внимания, порхая по залу и разговаривая с бесчисленными своими знакомыми. Глядя на то, как красиво, хотя и несколько жеманно, она пьет шампанское, танцует, улыбается, Соколовский вдруг невольно задумался о ее судьбе и ее будущем.

Как и многие девочки, выросшие в арбатских переулках в эпоху великого перелома цен и ценностей, вышедшие из простых семей и оказавшиеся вдруг брошенными из тотального дефицита в морок сияющих и недоступных витрин, Лида казалась ему существом, обреченным вечно балансировать между бескорыстием и завистью, любовью и ненавистью, короче, между овцой и волком. Им было шестнадцать, когда последнее десятилетие века рухнуло на них своими переменами; более взрослые уже успели заработать к тому времени хоть что-нибудь — деньги, связи, знакомства; более юные могли еще рассчитывать на везение и правильный выбор пути. А эти девочки, недостаточно взрослые и образованные, чтобы крепко стоять на ногах, но уже достаточно зрелые, чтобы не соблазниться лаврами путаны-валютчицы, воспитанные в новых представлениях о дозволенном и недозволенном, могли рассчитывать только на себя. Его Татка тоже принадлежала к этому поколению, но у Татки было все, а у Лиды, воспитанной матерью-одиночкой, — только ее внешность и ее талант. И, понимая, что для молодой актрисы его внимание — это прежде всего капитал, инвестиция в будущее, гарантия новых ролей, Соколовский все же не мог устоять перед лучезарностью ее искренней улыбки, перед ее неподдельным интересом и красотой, которые она, казалось, готова была бросить на алтарь личного театрального успеха.

Он так глубоко погрузился в свои размышления, что не заметил, как она подсела к нему с бокалом в руке, разгоряченная вином и танцами, и вздрогнул от ее мелодичного голоса.

— Я надеюсь, вы не жалеете, что приняли мое приглашение? Вам не скучно здесь?

— Разумеется, нет. Однако пора и честь знать… о-о-о, время-то уже к двенадцати! Разрешите откланяться и передайте, пожалуйста, еще раз мои наилучшие пожелания новобрачным.

Роскошный букет он вручил сразу по прибытии в ресторан и теперь решил, что вполне может исчезнуть не прощаясь, по-английски. Однако Лида взглянула на него поверх шампанского чуть сузившимися, отстраненными глазами и проговорила:

— Разве вы не отвезете меня домой? Если мы не станем дожидаться десерта, я могла бы предложить вам чашку кофе…

Соколовский колебался не более секунды. Все дальнейшее показалось ему закономерным и простым, единственно правильным из того, что могло произойти с ним в этот одинокий, проведенный со случайными людьми вечер. Он довез Лиду до дома и действительно получил свою чашку кофе — но уже утром, как и рассчитывали, похоже, они оба. Преувеличением было бы сказать, что, зарываясь ночью в темные Лидины волосы, он испытывал к ней что-либо большее, нежели простая благодарность и мужское восхищение ее юностью и свежестью. Алексею вообще казалось, что все произошедшее — не более чем прелестный экспромт; он не собирался увязать в истории, которая началась так неожиданно и даже практически не по его инициативе. Однако мало-помалу ее губы, руки, все ее тело, ее женский шарм и капризы, умение задавать нужные вопросы и молчать в нужные моменты, ее по-мужски точные суждения и стойкая точка зрения на все на свете, ее взгляд искоса и ночной стон в его объятиях — все это мало-помалу сделалось для него необходимым, как воздух. И при том он самодовольно продолжал верить, что связь с Лидой, подобно другим, не столь уж и многочисленным связям с актрисами в его жизни, служит в его судьбе лишь красивым, но вовсе не обязательным украшением, изящным излишеством, без которого он вполне может обойтись и от чего, при необходимости, легко отказаться.

Однако то, что начиналось в порядке легкой интрижки, получило закономерное завершение, в которое он не хотел верить в аэропорту Домодедово, когда узнал вдруг о себе непреложную и печальную истину: он не может потерять Лиду. Все, что угодно, только не это.

Труппа Соколовского поселилась в Лидо ди Езоло — маленьком, прелестном курортном местечке, откуда за несколько минут можно было катером добраться до центра Венеции и где номера в гостиницах стоили неизмеримо дешевле, нежели отели на прославленных венецианских каналах. Зотов с Демичевым и, разумеется, супруги Ларины оказались в двухместных номерах, а Алексею и Лиде достались одноместные — ему в силу его режиссерского статуса, а ей просто потому, что не нашлось напарницы. Так, впрочем, и задумывал Соколовский, отправляясь на фестиваль и рассчитывая число актеров, которых он возьмет с собой. Только теперь все эти расчеты показались ему почти излишними: отпуская коллег погулять по ночной Венеции, он не присоединился к возбужденным новизной друзьям, но и не скрылся от них тайком, чтобы постучаться в Лидину дверь. Он просто коротко пожелал всем приятной прогулки, спокойной ночи и ушел в свой номер.