Читать книгу "Лароуз - Льюис Эрдрич"

Отец Трэвис молчал. Из исповедей он знал о вспыльчивости Нолы.

Когда они шли обратно к машине Эммалайн, какое-то необычное чувство помешало ему произнести дежурную сентенцию, чтобы завершить разговор. Он ничего не стал говорить, боясь нарушить ту откровенность, с которой она с ним общалась. Эммалайн села в машину. Затем она откинула капюшон, опустила стекло и посмотрела прямо в лицо священнику. Тоска матери по сыну была настолько очевидной, что отец Трэвис ощутил в душе ее отголосок. Он закрыл глаза.

Когда он это сделал, Эммалайн увидела в нем обыкновенного человека с обветренным лицом и потрескавшимися губами.

Она отвела взгляд и завела машину. Ее трагические мысли улетучились, едва она отъехала, и Эммалайн вспомнила, как смеялась до слез, когда Джозетт и Сноу обсуждали отца Трэвиса.

— Его выдают глаза, — сказала одна из них. — Это глаза сексуальной игрушки-робота.

Джозетт и Сноу были помешаны на таких киногероях, как роботы и киборги. У них в комнате стоял древний видеомагнитофон фирмы «Радиошек»[31], подключенный к телевизору той же марки. Они покупали старые фильмы, как правило, на распродажах и на лотках со скидочными товарами. Их коллекция включала «Западный мир»[32], «Робокоп» и «Черная дыра»[33]. Им пришлось долго рыться в ящиках с уцененной видеопродукцией, прежде чем они откопали своего фаворита — фильм «Бегущий по лезвию бритвы». Они без конца рисовали роботов и киборгов. Получались гладкие, идеальные изображения, обреченные на ощущение чего-то особенного, может быть, подобного отцу Трэвису.

— У него глаза репликанта[34]!

— Черт возьми, отец Трэвис может оказаться Бэтти[35]!

— Я видел такое, чему вы, люди, не поверите, — произнесли они хором. — Атакующие корабли, пылающие над плечом Ориона. Я наблюдал си-лучи, мерцающие во тьме близ Врат Тангейзера[36]. — Они понизили голоса до дребезжащего шепота. — Все эти мгновения затеряются во времени. Как слезы под дождем. Время умирать[37].

Они опустили головы, и Эммалайн воскликнула:

— Прекратите!

Теперь она нахмурилась. Как и любой матери, ей было неспокойно видеть своих детей, играющих в смерть.

Девочки Айрон. Сноу, Джозетт. Каждую можно было назвать Железной Девой[38]. Они были не просто сестрами, а звездами волейбольной команды своей неполной средней[39] школы, задушевными подругами, делившимися самыми сокровенными тайнами, и советчицами своих братьев. Они были близки с мамой и чурались отца. В бабушке они души не чаяли и могли часами вышивать с ней бисером. Сноу была высокой, чувствительной девочкой, которой было трудно сосредоточиться на учебе, а мальчиков она привлекала только как друг. Она ходила в восьмой класс. Джозетт обещала стать умницей, приходила в отчаяние из-за своего веса, но как магнитом притягивала еще неловких мальчиков, которыми интересовалась только как друзьями. Она училась в седьмом.

Ландро высадил дочерей в Хупдансе, где они собрались заняться шопингом, и поехал обратно, чтобы отвезти Отти на диализ. Девочки направились прямиком к аптеке, в которую вошли вместе с мгновенно залетевшим туда снежным вихрем. Продавщица с прилизанными рыжими крашеными волосами и очками на цепочке спросила, чем может помочь.

— Спасибо, ничем, — ответила Джозетт. — И следовать за нами, как на веревочке, тоже не обязательно. У нас есть деньги, и мы не собираемся воровать.

Женщина втянула подбородок в шею, отвернулась и пошла к кассе, сохраняя все ту же странную позу.

— Не нужно было этого говорить, — заметила Сноу.

— Возможно, я слишком привыкла обороняться, — сказала Джозетт с показным смирением.

При аптеке был сувенирный магазин, где продавали декоративные цветы и безделушки, которые совсем не нравились их матери. Но девочки их любили. Они пошли вдоль витрины, восхищаясь керамическими снежными малышами[40], блестящими пальмовыми листьями и камнями, на которых были вырезаны слова: «Мечтай. Люби. Живи».

— Почему не «Бросай»? — спросила Джозетт. — Как получилось, что у них нет камня с надписью «Бросай»?