Читать книгу "Лето больших надежд - Сьюзен Виггз"

Эрл был разведен и жил один, но сейчас он повернулся и прокричал что-то кому-то в своей квартире.

— Наша девочка вернулась. И ничего хорошего.

Наша девочка. Он называл ее так только с одним человеком — его лучшим другом. Она уставилась на Эрла.

— Вы сказали ему? — Не ожидая ответа, она толкнула дверь и вступила в квартиру. — Папа?

Филипп Беллами поднялся с крутящегося кресла и открыл объятия Оливии.

— Просто крыса.

Он обнял ее. Ее отец был ее скалой и, может быть, той опорой, благодаря которой она пережила трудное взросление. Она прислонилась к его груди, вдыхая успокаивающий запах лосьона после бритья. Но только на мгновение. Если она обопрется на него слишком сильно, она потеряет способность стоять на своих ногах.

— Ах, Лолли, — сказал он, используя ее детское имя. — Мне очень жаль.

Было что-то фальшивое в тоне ее отца, разве он не знал, что она это услышит? Отодвинувшись назад, она изучала его лицо. Он выглядел как Гэри Грант[8], все так говорили, из-за ямочки на его подбородке и этих глаз киллера. Он был высоким, элегантным мужчиной, таким, которых видишь в музеях управителями благотворительных фондов и которые устраивают по выходным вечеринки в Хэмптоне.

— Что происходит? — спросила она его.

— Разве что-то должно произойти, чтобы я навестил моего единственного ребенка и моего лучшего друга?

— Ты никогда не появлялся здесь без предупреждения. — Оливия снова взглянула на Эрла. — Не могу поверить, что ты сказал ему. — Она также не могла поверить, что оба, и Эрл и ее отец, знали, что все прошло плохо, что она вернулась домой расстроенная и нуждается в утешении. Она подумала, что это уже в третий раз они получают от нее сигнал ложной тревоги. — Мне нужно проверить Баркиса, — сказала она, крутя на пальце ключи и отступая в холл.

Она открыла дверь, и Баркис выбежал из своей собачьей дверцы и вспрыгнул ей на руки. Родители Оливии думали, что дверца для собак — это для безопасности, но она стала необходимой, учитывая ее сумасшедший рабочий график. Она теперь не беспокоилась о прогулках с собакой. Эрл был автором пьес и работал дома, он и присматривал за собакой, так что Баркису повезло.

Что было в изобилии у этой маленькой собаки, так это чувства. Один только вид ее заставлял собаку плясать от радости. Оливия часто желала, чтобы она была такой потрясающей, какой ее считал Баркис. Она наклонилась, чтобы погладить его, отчего тот забился в экстазе.

Одно только то, что она пришла домой, немного подняло ее настроение. Ее квартира не была какой-то особенной, но, в конце концов, она была ее, наполненная светом, и красками, и текстурой, созданная за те три года, что она прожила здесь. Это была квартира, которую только можно было получить в Нью-Йорке, если верить ее матери, и это не был комплимент. Она была слишком теплая, и это было опасно приятно, и выкрашена в цвета глубокой осени, и заполнена старинной мебелью, которая служила больше удобству, чем моде.

— Ты такой прекрасный дизайнер, — частенько говорила ее мать. — Что здесь происходит?

Растения в разноцветных горшках цвели на каждом подоконнике — не редкие тропические растения, которые выражают вкус и искушенность, но бостонские папоротники и африканские фиалки, герани и примулы. Задний дворик, окруженный крошечным патио с флагами, был таким же, в конфетных цветах, освещающих каменную защищенность всех трех сторон. Иногда она сидела там и фантазировала, что шум машин — это звуки реки, что она живет в местечке, где есть комната для ее пианино и ее любимых вещей, в окружении зеленых деревьев и открытого пространства. Пока ее отношения с Рэндом развивались, в картинку вплетались дети, смеющиеся в ее воображении. Трое или четверо, во всяком случае. Так много мечтаний, думала она. Правильная мечта, но не тот парень.

Ее отец и Эрл заспорили и перешли в не слишком удобный кабинет для выпивки.

— Что будем пить? — спросил Эрл.

— Кампари с содовой, — сказал ее отец. — Со льдом.

— Я говорил с Оливией.

— У нее все то же самое.

Ее отец поднял локоть, он выглядел молодым и озорным, и Оливия была благодарна ему за то, что он не сентиментален. Если бы он сейчас предложил ей сочувствие, она могла бы просто растаять. Она кивнула, заставив себя улыбнуться мужчинам, затем оглядела квартиру. Если все сегодня пошло не так, то это еще мягко сказано. Она смотрела на свою квартиру новыми глазами и чувствовала одновременно сладость и горечь, потому что вскоре она собиралась переехать отсюда, планируя будущее с Рэндом Уитни. Вместо этого она видела место, где она, вероятно, будет жить вечно, превращаясь в старую деву.

Оливия и ее отец уселись за столиком у окна, выходящего в сад, и пили их аперитивы. Эрл умудрился подать им поднос с закусками.

У Оливии не было аппетита. Она чувствовала себя, словно выжила в каком-то бедствии, она была потрясена и разбита, пересчитывая свои раны.

— Я идиотка, — сказала она, и лед звякнул в ее стакане, который она поставила на железный столик.

— Ты солнышко. Как там его зовут, он первоклассный болван, — возразил ее отец.

Она закрыла глаза.

— Боже, почему я делаю это с собой?

— Потому что ты… — Всегда осторожно подбирая слова, ее отец замолчал, чтобы употребить нужное.

— Неудачница три раза, — подсказала Оливия.

— Я собирался сказать, что ты безнадежно романтична — Он нежно улыбнулся ей.

Она одним глотком допила остатки своей выпивки.

— Полагаю, что ты прав только наполовину. Я безнадежна.

— О, начинается, — сказал Эрл. — Позволь мне взять мою скрипку.

— Перестань. Разве нельзя помучиться хотя бы один вечер?

— Не из-за него, — сказал ее отец.

— Он этого не стоит, — поддержал Эрл. — Не больше чем Пайерс или Ричард этого стоили. — Он произнес имена ее первых двух поражений с преувеличенным отвращением.

— Есть одна вещь, касающаяся разбитых сердец, — сказал ее отец. — Ты всегда можешь выжить, всегда. Не имеет значения, как глубока боль, способность исцелиться и двигаться дальше всегда сильнее.

Она подумала, не говорит ли он о своем разводе с ее матерью столько лет назад.

— Спасибо, ребята, — сказала она. — Ваши уговоры, что я слишком хороша для него, сработали раз. Может быть два. Но это третий раз, и мне приходится признать, что что-то не так со мной. Я хочу сказать, не кажется ли вам странным, что я встретила трех негодяев подряд?

— Дорогая, это Манхэттен, — оживился ее отец. — Это место заполнено ими.

— Прекрати винить себя, — посоветовал Эрл. — Ты заработаешь себе комплекс.

Она наклонилась и почесала Баркиса за ухом — его любимая ласка.