Читать книгу "Прощание с первой красавицей - Диана Бош"

И в его взгляде были любовь, нежность и обещание защиты.

Вскоре Женя взял отпуск, и мы уехали отдыхать. Мой доктор так и не решился рассказать мне обо всех событиях, которые предшествовали аварии и косвенно стали ее причиной. В редакции эту щепетильную тему тоже обходили стороной. Вика уволилась, Иван мне на глаза не попадался, и я жила в счастливом неведении.

Вспомнилось все внезапно, почти через год, теплым августовским вечером. Я торопилась домой, где меня ждали Женя и новорожденный Андрюшка, и очень нервничала. И вдруг на мокрый асфальт, ярко освещенный светом фонарей, выбежал маленький щенок. Он увидел приближающийся к нему автомобиль, замер и лег на дорогу, прижав к лапам лобастую голову. Я резко затормозила, выбежала на проезжую часть, чтобы убрать с нее щенка, и вдруг все вспомнила: тот страшный вечер, несущийся на меня «МАЗ», а также предательство Ивана и Вики — моего жениха и лучшей подруги.

Едва я вошла в дом, как Евгений понял все.

— Ты вспомнила… — не то утверждая, не то спрашивая, сказал он. И, не ожидая моего ответа, достал с верхней полки толстый медицинский справочник и из него вынул залитое кровью письмо.

«Я знаю, что виноват перед тобой, — писал в нем Иван. — Наверное, мне нет прощения…»

Ванька долго, на нескольких страницах, рассказывал, как был не прав, как жалеет о том, что потерял, вскользь, как о чем-то несущественном, упомянул о Викиной измене и о том, что чувствовал себя пешкой в чужой игре. Затем Женя мне сообщил, что в тот день, когда было написано это письмо, стоял легкий мороз, шел мелкий моросящий дождь, покрывавший асфальт ледяной коркой. И Иван на скользкой дороге не справился с управлением, ездить медленно он не умел. Машину выкинуло под мчавшийся навстречу «КамАЗ», и Ване начисто срезало голову.

Мне стало больно. Наверное, я до сих пор любила его?

Вскоре Вика помирилась с Яковлевым и снова пришла работать в нашу редакцию. Она по-прежнему жила в квартире Ивана, как его законная жена, точнее, теперь уже вдова. Мы обходили друг друга стороной, делая вид, что между нами никогда ничего не происходило. У Вики опять были какие-то проблемы в личной жизни, но я намеренно не вдавалась в подробности. А при чьей-нибудь попытке просветить меня отвечала, что мне это безразлично.

Я чувствовала себя счастливой. Евгений оказался заботливым мужем и отцом, Андрюшка подрастал, и будущее казалось мне понятным и безоблачным.

«Восприми опасность как обещание покоя, а удачу как вестницу несчастья» — гласит одно из дзенских изречений. Оно всегда нравилось мне, но истинный его смысл до меня дошел, только когда не стало Жени.

Он умер внезапно — от остановки сердца, прямо на работе. С утра он чувствовал себя великолепно, ни на что не жаловался, и вдруг…

Я долго не могла поверить, что его больше нет.

Говорят, к нему в тот злополучный день приходила какая-то рыжеволосая девушка. Они недолго поговорили, потом Женю позвали к пациенту, умиравшему на операционном столе, а посетительница, не дождавшись его, ушла. Евгений вернулся в кабинет, выпил остывший кофе и потерял сознание. Когда его обнаружили, он уже не дышал.

Вскрытие показало наличие в организме сильного сердечного средства. К несчастью, у Евгения оказалась аллергия на этот препарат, и хотя доза была небольшой, для него она стала смертельной. Оставалось непонятным: зачем ему, никогда не жаловавшемуся на боль в сердце, понадобилось принимать лекарство? В этой истории было много неясностей, но смерть все равно списали на несчастный случай, и дело закрыли. Я же была тогда в таком состоянии, что не могла воевать.

Горе и отчаяние, навалившиеся на меня, подорвали мою веру в себя. Казалось, что все, кто становится мне близок, рано или поздно умирают, а потому я не имею права жить. Спас меня серьезный взгляд сына. С недетской мудростью малыш начал утешать меня, вытирая мои слезы своими ручонками и уговаривая потерпеть, подождать — так всегда уговаривала его я, когда он падал и ранил коленку. И мне стало стыдно. В своем эгоизме я едва не совершила подлость, едва не предала самого дорогого мне человека — маленького сына, оставив его одного в чужом и враждебном мире.

Спустя несколько дней, гуляя с ним в парке, я встретила странную женщину. Та блаженно улыбалась, глядя на моего сына, и вдруг сказала:

— Ангелы вокруг него вьются. Божье дитя. — А потом она вдруг диким взглядом окинула меня и судорожно перекрестилась: — А вокруг тебя кресты! Кресты! Береги сына, его ангелы держат тебя!

Прошло больше года со дня смерти Евгения. Я полностью погрузилась в работу и заботы о сыне, изредка выныривая из них, чтобы наскоро оглядеться по сторонам. Галя Молочкова уволилась из редакции, и теперь за ее столом сидела Серафима Ковалева. Она была всегда сдержанна, скрытна и холодна. И даже внешне старалась подчеркнуть всякое отсутствие помыслов о мирских утехах: волосы собраны в строгий пучок, темный английский костюм и мраморная неподвижность правильного лица. Этакая богиня, далекая от земной суеты.

Ее муж, Володя Ковалев, маленький, чернявый и вертлявый, работал у нас давно. Он не пропускал ни одной юбки, из-за чего слыл дамским угодником, и был всегда весел и безмятежен, как молочный поросенок. Само собой, когда в редакции появилась Серафима, резкое несходство супругов сразу бросилось в глаза.

Я теперь часто ходила в «Тройку» и работала там, выпивая немереное количество кофе и куря одну сигарету за другой. Надо сказать, что за годы работы в редакции я стала много курить, гораздо больше, чем могла себе представить раньше, но это пока меня не беспокоило. Обычно переживать о здоровье мы начинаем только тогда, когда его уже не осталось.

В тот день я, как всегда, обедала в «Тройке».

Мужчина сел за столик напротив и, опершись подбородком на сложенные в замок руки, стал задумчиво смотреть на меня. Я делала вид, что он меня не интересует, тщательно скрывая, что его внимание все же волнует меня. Он был высокий и статный и чем-то походил на Ричарда Гира, но дело было не в этом. Мужчина почему-то показался мне смутно знакомым, и это не давало мне покоя.

Когда он подозвал официанта и расплатился, я испытала одновременно чувство облегчения и досады. Облегчения, потому что странный человек сейчас уйдет — и я перестану думать о нем, а досады потому, что мне жгуче захотелось узнать, отчего его лицо мне кажется знакомым.

Мужчина встал и, неторопливо подойдя ко мне, положил на столик визитную карточку. «Даниил Сергеевич Соколов. Адвокат» — прочла я и вопросительно посмотрела на него.

— Пожалуйста, позвоните мне, — сказал он и быстро вышел.

Я мучилась примерно две недели. «Я знаю, ты когда-нибудь придешь, зайдешь случайно, повернув с дороги, небрежно пыль с плаща стряхнешь, случайно задержавшись на пороге…» Эти строки когда-то в юности написала я. Сейчас полудетские стихи постоянно вертелись в голове, не давая мне забыть случайную встречу. Я сопротивлялась, гнала мысли о «знакомом незнакомце» прочь, потому что давно решила — я больше не впущу в свою жизнь любовь.