Читать книгу "Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина"

Игорь вспомнил последнее театральное убийство — просунутый под прилавок гардероба длинный стилет в момент, когда клиент забирал свое пальто и шубу дамы. В газетах писали кроваво и плаксиво. Все просто как грабли. Где были охранники? Ах... тут же. Куда смотрели? Убийца исчез. Любитель инновационных стратегий и шеф петербуржского крыла «оранжистов» умер в больнице. Вдова в трауре. Театр оцепили через 15 минут. Рекордный срок. Убийцу никто не видел. Белая мышь, гардеробщица только хлопала глазами и блеяла про то, что «если кто старушке поможет, так не станет же она ей-богу в лицо ему заглядывать, когда на номерки смотреть надо. А кто ж его знает?» Эта смерть не имела никакого отношения к Третьей мировой войне, бывшему смешному и грозному СССРу и их коллективному хобби. Оно было убийство из подлости, конкурентности и желания «не пущать» или «заткнуть». Из всех неумолимых угроз Игорь более всего боялся именно этих, маленьких партизанствующих групп, стреляющих «из принципа», или «в отместку», или «чтоб неповадно». Маховое колесо Капитала на них не действовало. Что-то их роднило с этими американскими дедами. Им тоже Капитал был впадлу. Они все были Сталкеры, таскали каштаны из огня и маскировали их под продукты потребления или рассыпали в тексты, хотели приблизить будущее. Как этот хмырь от программирования сказал вчера: «вот вам от погибшей Америки на сто миллионов чек». Цитировал. Нужно запомнить.

... Выходные катились под откос. Гурия не пошла в бассейн и злилась. Игорь и вся его тусовка не приползла извиняться, и даже не удосужилась спросить, что с девушкой. «Тепло-ль тебе девица?» — грустно улыбалась себе Ася, войдя на минутку в подогреваемую ванную, чтобы пересобраться с мыслями. Нельзя было сказать, что совсем никто не пришел. Пришел, и еще как. Она от неожиданности впустила этого самого вчерашнего брательника, который вечером все испортил, пустил под откос и сделал из нее дуру. Она даже сварила ему кофе и дала закатившийся в угол холодильника апельсин. Не то чтобы он умел ухаживать за женщинами, скорее, вызывал улыбку и напоминал ей петушистого юнца в мужском теле. И в то же время был похож на сороколетнего гнома, коряжистого, как пень с длинными ветвями. Гурия не выносила таких, но странности не кончались, и нужно было в такт им делать что-то несвойственное прежнему, то есть вышибать клин клином.

Гном при всем оказался прекрасным рассказчиком и даже в запальчивости положил ей руку на колено, покраснел и осекся. Потом пружинисто вскочил и продолжал. Ася чувствовала себя причастной к секте сумасшедших идеологов Третьего Рейха или Пятого. Про Рим и Вавилон здесь тоже звучало. И все-таки он пришел, потому что ему показалось, что «она вчера так быстро ушла».

— Сколько вам лет? — спросила Ася, чтобы прервать эту речь, зачумленную жуткими подробностями, которые, кажется, касались начала Второй мировой войны.

— Тридцать пять, — радостно ответил Гном. — Столько же было командиру, погибшему под Луцком во имя идиотизма своей Родины и во славу умирающей уже к августу «Барбароссы».

Гурия захохотала. Она представила себе Барбароссу, рыжую всклокоченную бабу, которая тонет в болоте, а корзинка с клюквой стоит на берегу. Баба ругалась матом.

Они выпили пива.

— Скажите мне, Гном, что они ищут, мне до них все равно, но скажите, чтоб я закрыла эту тему, эту улицу, этот город и век? — спросила она, приподняв отпитый бокал.

— Ну-у, — протянул Гном, - они хотят найти людей, виновных в смерти нескольких граждан, которые, в свою очередь, хотели превратить гомо-советикус, в хомо-люденс.

— Вот так мне стало совсем понятно! — покачала головой Гурия. — А ты-то тут причем? — ей было почему-то приятно говорить с этим психом, и она перешла на ты.

— Я пока тут с тобой сижу, — радостно отозвался программист и осклабился не слишком ровными зубами. — И мне тепло и уютно. А на работу только послезавтра, — словоохотливо добавил он.

Вот тут Гурия и вышла в ванную. На нее из зеркала смотрело вчерашнее лицо. «Нужно срочно возвращаться в Москву, — решила она. — Лучше дневным». Она не любила летать. «Черт! Уже время».

Когда она вышла из ванной, мужчина скороговоркой произносил в трубку складную, словно давно перечитанную речь:

— Я лишь с ужасом могу думать о том, что случилось бы, если.б советские корпуса «образца 1941 года» действительно перешли бы в наступление и вырвались бы в Европу. Это ж были громоздкие, неуправляемые, перегруженные танками, страдающие от нехватки пехоты и, особенно, от не развернутых служб снабжения, в общем, беда, а не корпуса. Прошу заметить, господин редактор, — в Красной Армии автомашины, в том числе грузовые, не входили в штатную структуру мирного времени. Войска получали автотранспорт только с началом мобилизации, причем сказать, сколько его будет и когда он появится, не мог никто. Да-да, прямо как у нас сегодня. Никто не знает, кого и сколько завтра понадобиться. Проблема логистики бетономешалок в полный рост.

Гном закрыл трубку рукой.

— Прости, милая, воспользовался, вот, твоим телефоном, — и тут же заговорил в трубу снова.

«Ну нахал, — устало решила Гурия. — Вроде, хоть безобидный».

— Тыловые органы застряли бы на советской территории, — разорялся Гном, — наведенные переправы непрерывно атаковались бы с воздуха. Танки оторвались бы от пехоты (которой в корпусах в нужном масштабе просто не было) и остались бы без горючего, смазочных материалов, боеприпасов. Небоевые потери бронетехники превысили бы возможные и невозможные нормативы: вдоль всех обочин Галиции стояли бы брошенные экипажем машины.

—Девушка! Вы же редактор! Вы знаете, где Галиция? Карту посмотрите хорошо. Какую? Я вам пришлю... Так ют, в случае советского наступления на Люблин немецкая 1-я танковая группа в своем естественном движении в направлении Луцка выходила в глубокий тыл подвижных войск Юго- Западного Фронта...

— Что? Хватит вам? Откуда знаю? Да я там был. Лет сколько? Тридцать пять! Да вы не поняли меня. Играл я на этом поле не один раз. Нет, морские люблю больше. Могу написать... но не хочу. Ну, бывайте, госпожа редактор. В прошлый раз вы узнали, где Марна, а теперь — где Галиция. Всё плюс какой-то! — это он сказал уже после гудков.

— Я с детства не выносила таких умников, как ты, - нейтрально произнесла Гурия.

— Мне тоже такие тетки ни в какую, — машинально ответил он, — пора мне, однако, отлично посидели, - он подошел к двери и начал возиться с ботинками. Гурии показалось, что у него порвались шнурки. Наконец он встал, приблизился к ней и, слюнявыми губами чмокнув в щеку, произнес «Пока!» — улыбаясь во весь рот, довольный тем, что сделал все правильно, и танки все поехали куда надо. Гурия тихо прикрыла за ним дверь. Она всегда говорила всем восхищенным ею девочкам: «если с вами как-то поступают, то вы этого заслуживаете». Гурия не хотела такого заслуживать. «Это перекос. Проклятый Питер. Не пошла в бассейн и... деньги на билет».

— Ну уж нет! — она набрала Игорев мобильный и сказала без «здравствуйте»: кошелек у вас оставила, красный кожаный, привезите по адресу Рылеева — 5— 27, в арку, направо.