Читать книгу "Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл"

У индейцев пауни из северных территорий Канзаса и юга Небраски жрец во время церемонии Хако пальцем ноги чертит круг. Легенда гласит, что при этом жрец провозглашает: «Круг – это гнездо,

и рисуется он пальцем ноги потому, что орел вьет гнездо своими когтистыми лапами. Хотя мы подражаем птице, вьющей гнездо, это действие имеет еще и другой смысл; мы думаем о том, как Тирава создает мир для людей. Если вы подниметесь на высокую гору и оглянетесь вокруг, то увидите, как со всех сторон небо соприкасается с землей, а внутри этого замкнутого кругом пространства живут люди. Поэтому каждый начертанный нами круг – не только гнездо, но и тот круг, который Тирава-Атиус сотворил, чтобы в нем жили все люди. Круги также символизируют родство группы, клана, племени».[54]

Небесный свод зиждется на четырех сторонах земли, иногда его держат, как атланты, четыре царя, карлики, слоны или черепахи. В этом традиционный смысл математической проблемы квадратуры круга: в ней заключается секрет трансформации небесных форм в земные. Очаг в доме, алтарь в храме – это ступица колеса земли, лоно Матери Вселенной, чей огонь – это огонь жизни. А отверстие в крыше шатра – или верхушка, вершина или фонарь купола – представляют сердцевину или центральную точку неба: солнечную дверь, через которую души возвращаются из времени обратно в вечность, как аромату жертвенных благовоний, сжигаемых в огне жизни и поднимающихся по оси восходящего дыма от ступицы земного колеса к ступице колеса небесного.[55]

Так наполняется пищей Солнце – чаша, из которой вкушает Бог, это неистощимый Грааль с щедрым жертвоприношением, ибо плоть Господня истинно есть пища, а кровь Его истинно есть питие.[56] И оно же питает все человечество. Солнечный луч, зажигающий очаг, символизирует переход небесной энергии в лоно мира – и он же – та ось, что объединяет и вращает оба колеса. Через солнечную дверь непрерывно циркулирует энергия. Через нее спускается Бог и поднимается человек. «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет».[57] «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем».[58]

Культура все еще черпает источники силы в мифологии, и общая картина человеческой жизни, и каждый ее этап оживают благодаря намекам, которые заключаются в символах. В холмах и рощах обитают сверхъестественные стражи, знакомые по общеизвестным эпизодам истории сотворения мира, которые рассказываются в каждой конкретной местности. Везде есть свои особо почитаемые святые места, где герой родился, боролся или снова ушел в небытие, они выделены и освящены. Там воздвигается храм, чтобы обозначить и вызывать чувство священного благоговения перед идеальным центром мироздания, ибо здесь и только здесь находится источник благополучия и процветания. Здесь открыли путь в вечность. Поэтому само это место помогает медитировать. Как правило, конструкция таких храмов воспроизводит четыре стороны света, а святое место или алтарь, расположенные в центре, символизируют источник вечной энергии. Каждый входящий внутрь храма и приближающийся к святая святых символически воспроизводит подвиг истинного героя. В нем должна снова пробудиться сила, лежащая в центре мироздания и дарующая жизнь.

Ил. 9. Омфалос (золотой фиал). Тракийская Болгария, IV–III вв. до н. э.

Древние города построены как храмы, их главные ворота ориентированы по четырем сторонам света, а в центре воздвигнуто главное святилище божественного основателя города. Жители города живут и трудятся в границах, заданных этим символом. Точно по такому же принципу в каждой из крупных мировых религий присутствует некий священный город-мать, для западного христианства это Рим, для ислама – Мекка. Все мусульмане мира трижды в день совершают поклоны, направленные, как спицы мирового колеса, к центру, в котором размещается Кааба, образуя огромный живой символ «подчинения» (islam) всех и каждого воле Аллаха. «Ибо именно Он, – читаем мы в Коране, – покажет тебе истину всего того, что ты делаешь».[59] И вот что еще важно: великий храм может быть воздвигнут где угодно. Потому что в конечном итоге Все пребывает повсюду, и любая точка может стать местом пребывания силы. В мифе любая травинка может принять образ Спасителя и провести ищущего странника в святая святых – его собственное сердце.

Таким образом, центр мироздания можно найти везде. Он – источник всего сущего, и в равной мере наполняет мир как добром, так и злом. Уродство и красота, грех и добродетель, удовольствие и боль – все это плоды его творения. «Для бога все вещи чисты, хороши и правильны, – провозглашает Гераклит, – …но люди относят некоторые из них к правильным, а другие – к неправильным».[60] И потому образы, которым поклоняются в храмах мира, никоим образом не являются всегда прекрасными, всегда милосердными или даже всегда обязательно праведными. Подобно божественной сущности из Книги Иова, они представляют собой нечто большее, чем набор человеческих добродетелей. Так же и главный герой мифов не всегда просто добродетельный человек. Добродетель – это лишь педагогическая прелюдия к кульминационному прозрению, которое проходит сквозь череду своих противоположностей. Добродетель подавляет самодостаточность эго и делает возможным внеличностное сосредоточение; но когда это достигается, что же тогда можно сказать о боли или удовольствии, пороке или добродетели как нашего собственного эго, так и эго любого другого человека. Трансцендентная сила постигается во всех жизненных проявлениях, она вездесуща, прекрасна во всех проявлениях и достойна глубочайшего почитания.

Ибо как сказал Гераклит: «Непохожее сливается воедино, и из различий проистекает самая прекрасная гармония, и все сущее существует посредством борьбы».[61] Или, как это поэтически выразил Блейк: «Львиный рык, волчий вой, ярость бури и жало клинка суть частицы вечности, слишком великой для глаза людского».[62]