Онлайн-Книжки » Книги » 👨‍👩‍👧‍👦 Домашняя » Улица с односторонним движением - Вальтер Беньямин

Читать книгу "Улица с односторонним движением - Вальтер Беньямин"

188
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 ... 17
Перейти на страницу:


СТЕРЕОСКОП. – Рига. Ежедневный рынок, плотно застроенный город с низкими деревянными лачугами на моле (широкой, грязной, каменной насыпи без пакгаузов) тянется вдоль Даугавы. Маленькие пароходы, у которых труба часто едва видна из-за причала, пришвартовались около чернеющего города гномов. (Более крупные корабли пристают ниже течения Даугавы.) Грунтовка – это грязные доски, на которых, сверкая в холодном воздухе, расплываются скудные краски. Кое-где на углах, рядом с бараками для рыбы, мяса, сапог и одежды, стоят весь год мещанки с цветными бумажными розгами, которые на западе появляются только в канун Рождества. Пожурить любящим голосом – вот назначение этих розог. За несколько сантимов – разноцветные пучки веток для наказания. В конце мола за деревянной оградой, всего в тридцати шагах от воды громоздится красно-белыми горками яблочный рынок. Выставленные на продажу яблоки лежат в соломе, а проданные – без соломы в корзинах домохозяек. Сзади возвышается церковь темно-красного цвета, которая на холодном ноябрьском воздухе не сравнится с печеными яблоками. – Несколько лавок для моряков находятся в маленьких домиках недалеко от мола. На них нарисованы корабельные снасти. Повсюду вывески и стены домов, разукрашенные изображениями товаров. У одного магазина в городе на неоштукатуренной кирпичной стене изображены чемоданы и ремни намного больше натуральной величины. Низкий угловой дом с лавкой для корсетов и дамских шляп разукрашен сияющими дамскими лицами и строгими бюстье на охристо-желтом фоне. В углу перед ним стоит фонарь, на стеклах которого изображено что-то похожее. Все вместе напоминает фасад какого-то фантастического борделя. На серой стене другого дома, тоже недалеко от гавани, пластично, в черно-серой гамме – мешки с сахаром и уголь. Где-то в другом месте из рога изобилия дождем льются ботинки. Товары из железа – молотки, шестеренки, щипцы и крошечные винтики – детально прорисованы на вывеске, которая выглядит как картинка из стареньких детских книг-раскрасок. Город изобилует такими рисунками – словно его достали из выдвижных ящиков. Но среди них выступает много высоких, похожих на крепости и до смерти печальных зданий, воскрешающих в памяти все ужасы царизма.


НЕ ДЛЯ ПРОДАЖИ. – Механический кабинет на ярмарке в Лукке. В длинной, симметрично разделенной палатке разместили выставку. Несколько ступеней ведут наверх. На вывеске изображен стол с несколькими неподвижно сидящими куклами. Через правое отверстие в палатку заходят, а через левое покидают ее. Внутри в светлом помещении тянутся вглубь два стола. Они прислонены друг к другу с внутренней стороны так, что для обхода остается лишь узкое пространство. Оба стола низкие и покрыты стеклом. На них стоят куклы (высотой в среднем от двадцати до двадцати пяти сантиметров), а в их нижней потайной части отчетливо тикает часовой механизм, который приводит кукол в движение. Маленькая ступенька для детей проложена вокруг столов. На стенах кривые зеркала. – Сразу при входе видишь князей. Каждый совершает какое-то движение: один делает правой или левой рукой широкий гостеприимный жест, другие переводят свои стеклянные взгляды; кто-то крутит глазами и одновременно шевелит руками. Здесь стоят Франц Иосиф, папа Пий IX, восседающий на троне в окружении двух кардиналов, королева Елена Черногорская, жена султана, Вильгельм I верхом, маленький Наполеон III и еще меньше – наследный принц Виктор Эммануил. Потом следуют библейские персонажи, а за ними – изображение страстей Христовых. Ирод отдает приказ убить младенцев, поворачивая головой и так и эдак. Он широко открывает рот и вдобавок кивает, вытягивает руку и снова ее роняет. Два палача стоят перед ним. Один вхолостую работает острым мечом и держит под мышкой обезглавленного младенца; другой, собираясь нанести удар, стоит неподвижно, только отводя глаза. Рядом две матери: одна непрестанно покачивает головой, словно в унынии, другая медленно воздевает в мольбе руки. – Пригвождение к кресту. Крест лежит на земле. Стражники забивают гвоздь. Христос роняет голову. – Христос распят и напоен пропитанной уксусом губкой, которую ему медленными прерывистыми движениями протягивает солдат и в тот же миг убирает ее. Спаситель немного приподнимает при этом подбородок. Сзади над крестом склоняется ангел с чашей для крови, демонстрирует ее публике и уносит, как будто она наполнена. – За другим столом представлены жанровые картины. Гаргантюа с клецками. Сидя перед тарелкой, он загребает их себе обеими руками в рот, поднимая попеременно то правую, то левую руку. В обеих руках у него по вилке, на которых насажены клецки. – Альпийская девушка за веретеном. – Две обезьяны, играющие на скрипке. – Волшебник держит перед собой сосуды, напоминающие бочки. Открывается правый, и оттуда показывается верхняя часть туловища некоей дамы. Затем она снова исчезает. Открывается левый – из него появляется мужское тело в половину своего роста. Еще раз открывается правый сосуд – там торчит череп козла с лицом дамы между рогами. Затем поднимается левая крышка – вместо мужчины появляется обезьяна. Потом все повторяется снова. – Другой волшебник: перед ним стоит стол, а сам он держит по перевернутому стакану в правой и левой руке. Когда он поочередно поднимает то один, то другой стакан, под ними появляются хлеб или яблоко, цветок или кубик. – Волшебный фонтан: качая головой, перед колодцем стоит крестьянский мальчик. Девушка опускает колодезный журавль, и из открытого колодца вырывается плотный, ничем не сдерживаемый стеклянный поток. – Заколдованные влюбленные: золотой кустарник, или золотое пламя, раскрывается как два крыла. Внутри видны две куклы. Они поворачивают свои головы друг к другу, а потом снова отворачиваются, как будто их удивил и привел в замешательство вид друг друга. – Под фигурками клочок бумаги с надписью. Все вместе датируется 1862 годом.

Поликлиника

Автор выкладывает свои мысли на мраморный столик кафе. Долгое созерцание: автор пользуется временем, пока ему не принесли стакан – ту линзу, при помощи которой он обследует пациента. Затем мало-помалу он достает свои инструменты: ручку, карандаш и трубку. Толпа посетителей, выстроившись амфитеатром, образует его клиническую аудиторию. Кофе, бережно налитый и столь же бережно вкушаемый, обрабатывает мысль хлороформом. Что именно придет ему на ум, имеет не большее отношение к делу, чем греза одурманенного наркозом к хирургическому вмешательству. Осторожными рукописными начертаниями делаются надрезы, внутри хирург смещает акценты, выжигает разрастания слов и вставляет, словно серебряное ребро, какое-нибудь иностранное слово. Наконец все это целиком сшивается точными стежками пунктуации, и он вознаграждает официанта, своего ассистента, наличными.

Эти помещения сдаются

Глупцы те, кто жалуется на упадок критики. Ведь время ее давно истекло. Суть критики – в верной дистанции. Она чувствовала себя как дома в мире, где все определялось проспектами и где была еще возможность встать на какую-нибудь точку зрения. Меж тем вещи стали слишком отягощать общество. «Непосредственность», «свободный взгляд» стали ложью, или же совершенно наивным выражением обыкновенной некомпетентности. Самый значимый сегодня меркантильный взгляд в сердцевину вещей называется рекламой. Она рушит свободное пространство созерцания и преподносит нам вещи на таком опасно близком расстоянии, что кажется, будто машина, вырастая до огромных размеров, приближается к нам с мерцающего киноэкрана. И как кино, в отличие от критического рассмотрения, не выставляет мебель и фасады в завершенных формах, а есть лишь их сенсационная, упрямая и резкая близость, так и подлинная реклама словно прокручивает вещи, и темп ее не уступает темпу хорошего фильма. Так происходит наконец прощание с «вещественностью» (Sachlichkeit), и, взирая на огромные картины на стенах домов, где у гигантов всегда под рукой «Хлородонт» и «Слейпнир»[46], оздоровленная сентиментальность становится по-американски свободна – так люди, которых уже ничто не тревожит и не трогает, в кино заново учатся плакать. Впрочем, для человека с улицы именно деньги суть то, что подобным образом приближает к нему вещи, позволяя войти с ними в зримый контакт. И оплаченный рецензент, манипулирующий картинами в галерее торговца, знает про них нечто, если не лучшее, то более важное, чем любитель искусства, разглядывающий их в витрине. Ему передается тепло сюжета и пробуждает его чувства. – Что, в конечном счете, дает рекламе такое преимущество по сравнению с критикой? Не то, о чем вещает красная электрическая надпись – но огненная лужа, отражающая ее на асфальте.

1 ... 11 12 13 ... 17
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Улица с односторонним движением - Вальтер Беньямин», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Улица с односторонним движением - Вальтер Беньямин"