Читать книгу "Какое дерево росло в райском саду? - Ричард Мейби"

Деревянные великаны. Культы деревьев

Зародившийся в эпоху палеолита интерес к метафоре ветви получил развитие позднее на Ближнем Востоке, и не обошлось без парадокса: первое дошедшее до нас осмысленное изображение дерева было сделано в Междуречье, колыбели сельскохозяйственной революции, из-за которой в течение 5000 лет была уничтожена основная часть лесов на планете. Это изображение древа жизни между богом и богиней с шумерской печати, которая датируется примерно 4500 годом до н. э.[21] Богиня – это, скорее всего, Изида, и рядом с ней – змея, символ воды. Дерево меньше фигур бога и богини и стоит на чем-то вроде пьедестала, однако это, несомненно, пальма с симметрично расположенными листьями, на ней ясно видны два свисающих финика. Непонятно, считалась ли пальма божеством сама по себе или это просто какой-то священный атрибут бога или богини. Почти такие же параллельные ветви, иногда с висящими плодами вроде фиников, вырезаны у купелей во многих христианских церквах – и снова они рядом с освященной водой, и тоже обычно считаются символами райского древа жизни.

Именно такое идеализированное представление о «древе» – о монументальном ветвистом человеке (дети рисуют людей похожими на простые деревья и, наоборот, пририсовывают лица цветам) – поставило группу растений-долгожителей в центр многих мифов о сотворении мира и моделей вселенной, особенно в обществах, где уже были созданы свои многоэтажные разветвленные иерархии. Деревья соединяли небо и землю, они способны пережить не только отдельных людей, но и целые цивилизации, – очевидно, что это символы чего-то сверхчеловеческого, и многие религиозные нарративы играли с аналогиями между годичным циклом жизни дерева и духовным циклом рождения и смерти. В китайской мифологии есть дерево Киен-Му, древо жизни в 100 000 локтей. Буддийское древо мудрости о четырех ветвях дает начало четырем рекам жизни. Едва ли не самое знаменитое священное дерево – «мировое древо» древних скандинавов Иггдрасиль, которое обычно представляют себе в виде ясеня; впервые оно упоминается в древнескандинавской легенде в раннем Средневековье, хотя происхождение мифа, скорее всего, более древнее. Иггдрасиль – довольно загадочное древо жизни, поскольку имеет некоторое отношение к реальной экологии лесов. В мифе это средоточие преобразования энергии солнца и центр взаимодействия с другими организмами.

Что касается ветхозаветного Древа жизни, ему в подобной творческой роли отказано, и реального ботанического образца у него нет[22]. Ясно, что яблоня тут ни при чем – этот вид не подходит для знойного климата Святой Земли. Однако его чистая древесность – долговечность, укорененность, непрерывность, способность к регенерации – типична для символического наполнения всех лесных деревьев. Этот мотив то и дело возникает в христианской мифологии. Все приключения древа жизни во множестве локальных версий выпадают на долю дерева, из которого изготовлено большинство деревянных артефактов в христианской иконографии.

Все началось, когда Сиф, третий сын Адама и Евы, возвращается в Райский сад, который, очевидно, никуда не делся, наподобие заброшенной усадьбы или дома, и выпрашивает у ангела, стоявшего на страже у врат, семя Древа. Затем он бросает это семя в рот умирающему Адаму. Из разлагающегося трупа прорастает дерево – то самое древо, о котором рассказывают легенды разных культур на протяжении всей священной истории, правда, неясно, к какому именно биологическому виду оно принадлежит. Именно из него, из «дерева гофер» (возможно, кипариса) сделана обшивка Ноева ковчега, из его ветви неизвестной породы сделан волшебный жезл Моисея (который с одного конца мог превращаться обратно в змея). Затем оно превращается в кедр, срубленный для строительства Храма Соломона, и в деревянный мост, по которому прибывшая с визитом царица Савская должна была перейти ров вокруг Храма. Когда Храм был разрушен, древесина его после череды еще более фантастических совпадений и превращений (иногда она снова возникает в виде доски из мастерской Иосифа) превращается в перекладины Креста. Древо жизни превращается в древо смерти – и в деревянный символ искупления (см. рис. 4 на цветной вклейке).

Кроме того, деревья стали столь универсальными символами благодаря самой форме своего роста, тому, как дерево то и дело раздваивается и ветвится, как структуры его тела – ствол, ветви и листья – повторяют друг друга. Ведь ветвятся и генеалогии живых существ. Род Христа называется в Библии корнем Иессеевым – то есть опять же генеалогическим древом. Каждое «родил» – это почка, из которой произрастает новая ветвь или новый побег. Спустя две тысячи лет, в июле 1837 года, Чарльз Дарвин, чьи идеи поставили под сомнение самые основы фундаменталистской христианской теологии, схематически изобразил ход эволюции в своем дневнике – и у него получился набросок генеалогического древа. Бросается в глаза, как оно похоже на растеньица, процарапанные на палеолитических костях. Затем Дарвин привел более тщательный рисунок в своем «Происхождении видов». Царства, отдельные роды и семейства расходятся в стороны, будто ветви, и иногда отмирают, а иногда делятся на новые подгруппы. Сам Дарвин снабдил свое древо пространным комментарием – здесь мы приведем его в сокращенном виде.

Родство всех существ одного класса иногда изображают в форме большого дерева. Я думаю, что это сравнение очень близко к истине. Зеленые ветви с распускающимися почками представляют существующие виды, а ветви предшествующих лет соответствуют длинному ряду вымерших видов… Как почки в процессе роста дают начало новым почкам, а эти, если только сильны, разветвляются и заглушают многие слабые ветви, так, полагаю, было при воспроизведении и с великим Древом Жизни, наполнившим своими мертвыми опавшими сучьями кору земли и покрывшим ее поверхность своими вечно расходящимися и прекрасными ветвями[23].

Древо Жизни Дарвина – это и буквальное описание развития настоящего дерева во времени, и величайшая метафора сотворения мира в целом.

Набросок эволюционного Древа Жизни из дневника Дарвина

(Записная книжка В, о трансмутации видов). 1837 год. Воспроизведено с разрешения Хранителей библиотеки Кембриджского университета (CUL-DAR121)

ʷ

* * *

Современное увлечение ростом, статью и внешней классической красотой древних деревьев – это позднейшие наслоения, совпавшие с тем периодом истории, когда деревьями стало можно обладать и делать из них символы статуса и благосостояния. Тогда же их начали оценивать по человеческим меркам. Новые деревья теперь росли на специально созданных плантациях, а не в результате естественной регенерации. Теперь предпочитали стройные колонны, поскольку они широко используются в архитектуре и поэтому имеют коммерческую ценность, а не узловатые, кривые стволы, сформировавшиеся в результате естественного роста. То, что у деревьев есть отличная репродуктивная система, почему-то выпало из сознания широкой публики. Сегодня мы убеждены, что если хотим обеспечить их присутствие на Земле, надо их сажать. И об их форме судим исключительно с позиций всепроникающего антропоморфизма. Естественные признаки старения воспринимаются как болезнь, а беспорядочный рост – как признак неполноценности. И то, и другое часто служит прелюдией к вырубке лесов.