Читать книгу "Одна история - Джулиан Барнс"

Как-то вечером Гордон Маклауд, выглянув из облака сигарного дыма, обратился ко мне:

– Город в Сомерсете, семь букв, последняя «н».

Я немного подумал и предположил:

– Суиндон?

Он снисходительно поцокал языком:

– Суиндон – столица Уилтшира.

– Разве? Какой сюрприз. Вы там бывали?

– Бывал, не бывал – это к делу не относится, – ответил он. – Подойди, взгляни сюда. Может, угадаешь.

Я пересел к нему. Действительно, в верхней строке осталось шесть пустых квадратиков и за ними «н», что не давало никаких дополнительных подсказок.

– Таунтон, – провозгласил Гордон, вписывая ответ.

Я подметил у него странную манеру письма: он изображал буквы отдельными штрихами, отрывая ручку от бумаги. Притом что букву «н» можно вывести единым росчерком, он трижды заносил ручку над газетой.

– «Город в тоне Сомерсета». Здесь и зашифрован ответ. «Город» и «тон». Усек, Вьюноша?

– А, теперь дошло, – покивал я. – Остроумно.

Конечно, я просто ерничал. А к тому же не сомневался, что Маклауд сперва нашел разгадку, а уж потом обратился ко мне с вопросом. По этой причине я впоследствии внес еще один пункт в свой анализ увлечения кроссвордами, или, как выражался Маклауд, крестословицами: 3.1) ложное подтверждение своего интеллектуального превосходства.

– А миссис Маклауд решает кроссворды? – спросил я, уже зная ответ. А сам подумал: это игра для двоих.

– Крестословицы, – с некоторой иронией начал он, – не женская забава.

– Моя мама разгадывает вместе с папой. Джоан тоже увлекается.

Опустив подбородок, он смотрит на меня поверх очков.

– В таком случае нужно, видимо, постулировать, что крестословицы – забава не для женственных женщин. Что скажешь?

– Скажу, что для таких обобщений у меня маловато жизненного опыта.

Хотя в уме я уже так и этак вертел фразу «женственная женщина». Что за ней стояло: восхищение любящего мужа или завуалированное оскорбление?

– Тогда что мы имеем: двенадцать по вертикали – в середине буква «о».

Откуда ни возьмись появилось это «мы». Я уставился на вопрос. «Нота со множеством увечий»?

– Ресторан, – пробормотал Маклауд, вписывая ответ – два-три штриха на каждую букву. – Гляди: нота «ре» – и дальше «сто ран».

– Да, тоже остроумно. – Я изобразил восторг.

– Избито. Мне такое уже встречалось, – с налетом самодовольства прокомментировал он.

Подпункт 2.1): дополнительная уверенность в том, что найденное однажды верное решение подойдет и впредь для решения аналогичных задач, причем повторное использование того же самого решения создаст иллюзию пика зрелости и мудрости.

Маклауд, не спросив моего согласия, вознамерился преподать мне все тонкости решения такого рода крестословиц. Анаграммы и пути их выявления; простые слова, спрятанные внутри сложных; излюбленные газетчиками сокращения и уловки; общепринятые аббревиатуры; буквы и термины, заимствованные из шахматной нотации, воинских званий и других сфер; написание слова снизу вверх в дефиниции к слову, расположенному по вертикали, или же обратное написание в дефиниции к слову, расположенному по горизонтали.

– Вот видишь: «Да, паз» – это же «запад», только задом наперед.

Исправление к пункту 4). Прежде всего: «надежда, что эта до чертиков нудная забава даст возможность…»

Впоследствии я попытался составить анаграмму из слова ЖЕНСТВЕННОСТЬ. Ничего вразумительного у меня, конечно, не получилось. ЖЕСТЬ… СОВЕСТЬ… и прочие бессвязные обрывки.

Еще одно добавление: 1.1) удачный способ отвлечь внимание от вопроса любви, который по большому счету главенствует в этой жизни.

Тем не менее я и дальше составлял компанию Маклауду, пока тот, дымя сигаретами «плейерс», заполнял клеточки своими нелепо-механическими штрихами. Похоже, он находил особое удовольствие в том, чтобы растолковывать мне дефиниции, а мои редкие присвисты и мычания расценивал как овации.

– Мы еще сделаем из него специалиста по крестословице, – заметил он жене за ужином.

Иногда у нас с ним находились общие занятия. Не очень существенные, не очень продолжительные, но все же. К примеру, он звал меня в огород, чтобы вбить колышки и натянуть веревку для идеального выравнивания капустных грядок. Пару раз мы слушали радиотрансляцию какого-то международного матча по крикету. Однажды он попросил меня помочь, по его выражению, «заправить автомобиль горючим». Я поинтересовался, какую именно бензоколонку он собирается осчастливить. Ближайшую, ответил он, как и следовало ожидать. Я рассказал, что в случае с излюбленным напитком Джоан проанализировал соотношение цен и расстояний.

– Какая скучища, – прокомментировал он мои выкладки, а потом осклабился.

Я поймал себя на том, что много раз видел его глаза. А Сьюзен не видела их годами. Вероятно, она преувеличивала. Или, быть может, просто не давала себе труда внимательно посмотреть.

ЕСТЕСТВО… НЕЖНОСТЬ… нет, все не то.

* * *

Вот какая мысль преследовала меня в ту пору: окончив школу и обучаясь в университете, я ничего не знаю о реальной действительности. Что до Сьюзен – хорошо, если она закончила хотя бы начальные классы, но знаний у нее куда больше, чем у меня. Я черпаю сведения из книг, она – из жизни.

Нельзя сказать, что я во всем с ней соглашался. Рассказывая о Джоан, она как-то сказала: «Все мы ищем для себя безопасную гавань». Я довольно долго размышлял над этими словами. И пришел к такому выводу: может, оно и верно, однако мне «всего девятнадцать», я еще молод и выбираю для себя опасные рифы.

* * *

Для описания наших отношений я, по примеру Сьюзен, пользуюсь эвфемизмами. Похоже, у нас сложилось взаимопонимание поколений. Мы с нею партнеры по теннису. Мы неравнодушны к музыке и ездим в Лондон на концерты. Посещаем художественные выставки. Ну, не знаю, что еще, но как-то же мы ладим. Понятия не имею, кто из нас во что верит и насколько моя гордыня стремится к показным эффектам. Сейчас, на другом конце жизни, я безошибочно определяю, связывают ли ту или иную пару близкие отношения: если с виду кажется, что это весьма вероятно, значит так оно и есть. Но те события происходили не одно десятилетие назад, и вполне возможно, что там, где думалось «весьма вероятно», ничего такого и не было.

* * *

И еще: дочери. В том возрасте общение с девушками – как с однокурсницами, так и с теннисными Каролинами – давалось мне нелегко. До меня не доходило, что всякие… шуры-муры… смущают их не меньше, чем меня самого. И если парни запросто сыпали всякими доморощенными откровениями, то девушки в вопросах понимания мира руководствовались, как видно, Житейской Мудростью. Если девушка, ничуть не превосходившая тебя знаниями ни в какой области, изрекала: «Задним умом все мы крепки», от ее слов так и веяло фальшью. Подобная реплика могла исходить от моей матери. Другой пример житейской мудрости, запомнившийся мне с той поры: «Если опустишь планку, потом не жалуйся». Мне виделась в этом некая обреченность – как у матери сорока пяти лет, так и у двадцатилетней дочери.