Читать книгу "Дикий барин в домашних условиях - Джон Шемякин"

Подошел к задумавшемуся Вавилонию Джоновичу. Вавилоний Джонович удачно обрасопил рею на левый галс недавно. И с той поры под воздействием остальных участников экспедиции стал задумываться. Мы не верили, что выплывем, поэтому речи наши были очень убедительны.

Надо дружить с детьми.

Подхожу по черному песку. Говорю:

– Сынок! Представь, что с тобой сейчас говорит не отец твой, а твой друг! – Протянул к нему руки. – С тобой говорит друг! Лучший! Который нашел тебя после того, как ты его со спины долбанул бутылкой по башке, угнал его машину и сжёг его дом! Такой вот друг с тобой сейчас поговорит! Настоящий! Твой!..

Руки всё тяну…

Надо же другом быть, а не папашей.

– Ты, сынок, запомни! Похороны у меня такие будут: меня сожгут в костре из Шемякиных! Смекаешь?! Теперь беги, я в тебя буду камни кидать! Дядя Кеша и дядя Антоша тоже будут кидать! Они хотят быть тебе друзьями! Их из плавания с нетерпением ждёт только статья! Им терять нечего!..

Приглашение

Грехи молодости иногда аукаются так, что неловко становится. Невольно вспоминается из псалмов Давидовых: «Грех юности моей и неведения моего не помяни».

Ещё ничего, если бы в дом ломились какие-то небритые внебрачные дети, брошенные на станциях по дороге в Ташкент бабы с чемоданами или что ещё, напоминающее о том, что жил нормально.

Нет!

Недавно был приглашён в общество историков для обсуждения чего-то там такого очередного мудрого. Меня редко приглашают на подобного рода посиделки. Увидеть группу придерживающих друг друга мелиораторов, зовущих меня к себе хриплыми от нежности голосами, можно гораздо чаще, нежели гонца от профессуры.

А тут – внезапное научное приглашение!

Ладно бы привязали записку к кирпичу, да в окно. Мол, мусье, ждём вас ввечеру у погоста, при себе иметь диплом, миску и запас сухарей на два дня – ожидаются дебаты! Нет, всё очень культурно – вошли, ноги об коврик, спрашивают: вы такой-то?!

Обтирая мыльные руки о фартук, склонился в поклоне: пред вами, государи мои, пред вами, чем могу, так сказать, оправдать радость встречи?

Мы хотим пригласить вас на собрание любителей отечественной истории, извольте ж быть! Вот так прямо и сказали.

Я несколько замешкался. Потому как изучение истории в нашем уезде пребывает в довольно заспанном состоянии. Похоже это состояние на медленное пробуждение девы в осенней лесополосе. Когда лицо, отлёженное на пне, ещё горит румянцем невинного стыда, глаза безуспешно фокусируются на муравейнике, в мозгу «вор воровал, воровала и я», в волосах – хвоя, а общее состояние гардероба и положение тела обличают и сулят возвращение в посёлок уже опытной женской походкой на полусогнутых, в завернувшемся клетчатом пальто.

Другими словами, в движении губернской исторической мысли убеждаешься только тогда, когда проходишь с миской для подаяний под окнами университетских и видишь, как они на подоконниках бутылки с наливками переворачивают для равномерного прогрева.

И тут на тебе! Приходите!!!

Нытьё

Сидели за общим, туго заправленным и заставленным белым столом.

Я, как всегда, размышляю вслух о скорой погибели рода людского. Мол, для того ли нас рожали, для того ли мы чистили щёткой свои школьные ботиночки, для того ли то, для того ли сё?.. Чтобы сейчас, друзья…

И главное – это всё очень надолго.

Нытьё над осетриной – основа моей культурной программы, она не подвела меня ни разу. Начни веселиться за столом – сразу подозрения, недоверие и кривые ухмылки. А урони кудлатую башку на кулаки да завой – молниеносно понят и любим всеми, даже вон тем, кто только зашёл, а уже смотрит на тебя с нежностью, видит единомышленника, соратника по татарскому плену и огню Козельска.

– Ты вот кто? – спрашиваю я вежливо. – Ты вот зачем? тут вот? и всё это?! зачем? Ты отчего прокурор?

Федюнин не знает, как на это ответить.

– Или ты, – тычу пальцем в другого, – почему? а главное, кому?! там! где? там! – Показываю, где «там». – А я?! – шепчу, выжимая лимон. – Куда? был же вариант стать специалистом по средневековой андалузской поэзии… бед бы не знал…

Радио

Дозвонился до радио.

Впервые в жизни, кстати сказать. Обычно на радио я отправляю посылки, которым там не радуются, а страшно кричат и царапают себе лица.

А тут дозвонился.

Одна боярышня недоумевала в устной форме по поводу Владимира Красно Солнышко. Который св. Владимир. И которому хотят в Москве поставить памятник, что, конечно, смешно и страшно. Но не потому, что Красну Солнышку памятник, а потому, что в Москве. Такой Москва город, что установи по московскому обыкновению конную статую Циолковскому, благословляемому на бой с Сатаной св. Георгием, и получится страшно.

Плюс подсветка. Страшно.

Так вот, боярышня (либеральная, надо полагать, иудейка – по фамилии сужу) ругала нашего равноапостольного любимца Владимира Святославича Рюрика. Говорила о нём ужасные слова. Вспомнила и изнасилования, и братоубийство, и ещё бог знает что. Вот, говорит иудейка, кому вы поклоняетесь!

И сразу, без перехода: вот на кого вы собираетесь тратить деньги, собранные из ваших-наших налогов! Этот оборот лучше фамилии Розенфельд выдаёт человека мыслящего.

Передал штурвал «Волги» сыну своему, Вавилонию Джоновичу. Сам стал двумя руками звонить на радио. Сначала спросил, не получили ли мою последнюю посылку? А потом задал вопрос боярышне: какой у неё любимый герой в сериале «Игра престолов»? Попросил не врать только.

И, не дожидаясь обрыва связи, посоветовал ей ревизовать для начала своих библейских героев на предмет кровосмешения, братоубийства и подловрания.

Крошка Вавилоний хищно крутил штурвал моего раритета, мы мчались в город, ибо были голодны, а я всё наяривал в трубку слова, в которых тьма озарялась тяжёлым золотом молний.

Совсем обалдели.

Фульгенций

Что такое монастырский перепляс?

Иллюстрация.

Звонок от товарища. Как всегда, злобные крики, хриплый смех, вой и сплетни.

Внезапно, отдышавшись от воя, товарищ спрашивает:

– Как там твой медиевист?

Это он про сына старшего спрашивает.

– Отлично! – отвечаю. – Как твоя философ? – Я ведь ехидный. Отдать девушку на философский факультет – это же как в омут бросить.

И вмастил своим вопросом, ох вмастил… Товарищ пошуршал (бумажку разворачивал, думаю) и сочно, весомо произнёс:

– Не жалуемся. Тема у неё интереснейшая. Эвгемеризм Фульгенция…

Я по-крокодильи прикрыл веки, помолчал.