Читать книгу "Тысяча благодарностей, Дживс! - Пелам Вудхаус"

– Точно, его слова. Он сказал: «Если в сжатые сроки не будут приняты надлежащие меры, то одной половине человечества в недалеком будущем придется держать на плечах другую половину».

– Предпочтительней оказаться в верхнем ярусе.

– Кто спорит.

– Хотя и верхние будут терпеть неудобства, балансируя на чужих плечах, как акробаты.

– Точно.

– И прогуляться не смогут, чтоб ноги размять. И поохотиться вволю.

– О чем разговор.

На какое-то время мы предались размышлению о том, что нас ждет в перспективе, и, помнится, я подумал, что теперешнее житье под одной крышей со Сподом, Мадлен и Флоренс выглядит сравнительно завидным. Тут мои мысли легко перенеслись к дяде Тому. Бедный старик сейчас, наверно, на грани нервного истощения. Даже появление одного гостя он порой воспринимает болезненно.

– Как же дядя Том переносит это вторжение в его хижину? – спросил я.

Она посмотрела на меня сомнительно, нет, наверно, надо говорить – с сомнением.

– Бедное слабоумное дитя, ты что, думал застать его здесь играющим на банджо? Он уехал на юг Франции, как только узнал об угрожающей опасности. Вчера от него пришла открытка. Он прекрасно проводит время и жалеет, что меня нет рядом.

– И вы не имеете ничего против, чтобы все эти люди наводняли ваш дом?

– Конечно, я бы предпочла их здесь не видеть, но я проявляю по отношению к ним ангельскую кротость, потому что они могут быть полезны Медяку.

– Какие у него шансы?

– Я бы сказала, пятьдесят на пятьдесят. Любая мелочь может дать преимущество той или другой стороне. На днях состоятся предвыборные дебаты, и многое, если не все зависит от них.

– Кто соперник Медяка?

– Местное дарование. Адвокат.

– Дживс говорит, что Маркет-Снодсбери – очень чопорный город и что если избиратели узнают о прошлом Медяка, они выгонят его взашей без всяких церемоний.

– У Медяка есть прошлое?

– Прошлое – сильно сказано. Ничего из ряда вон выходящего. Когда он еще не подпал под обаяние Флоренс, его регулярно вышвыривали из ресторанов за то, что он бросал яйцами в вентилятор, и редкое состязание по гребле между Оксфордом и Кембриджем обходилось без того, чтобы Медяка не замели за срывание касок с полицейских. Он может потерять из-за этого голоса избирателей?

– Потерять голоса? Да если об этом узнают в Маркет-Снодсбери, я сомневаюсь, что он получит хотя бы один голос. На такие вещи могли бы смотреть сквозь пальцы в Содоме и Гоморре, но не в Маркет-Снодсбери. Поэтому, ради Бога, не болтай об этом с каждым встречным.

– Дорогая старая прародительница, неужели я похож на балаболку?

– По-моему, очень похож. То, что ты несешь, ни в какие ворота не лезет.

Я бы встал на защиту своей чести, но выражение, которое она употребила, навело меня на мысль, что я до сих пор не спросил ее про владельца фотоаппарата.

– Кстати, – сказал я, – что это за толстяк, который не лезет ни в какие ворота?

– Наверно, какой-то любитель мучного, не следивший за своим весом. Да о чем ты вообще?

Я понял, что вопрос поставлен неудачно, и поспешил объясниться:

– Гуляя по парку и земельным угодьям, я только что столкнулся с жирным господином в панаме с розовой лентой и задался вопросами, кто он и что он тут делает. Он не выглядел как ваш приятель, которому вы всегда готовы сказать: «Добро пожаловать!» Он произвел на меня впечатление злодея высшей пробы.

Мои слова, казалось, нашли отклик. Легко поднявшись, тетя Далия подошла сначала к внутренней двери и отворила ее, потом – к наружной, застекленной, и посмотрела сквозь стекло, очевидно, с целью убедиться, что никто – за исключением меня, конечно, – ее не слышит. Точно так же поступают шпионы в детективах перед тем, как начать переговоры, не предназначенные для чужих ушей.

– Пожалуй, надо ввести тебя в курс дела, – сказала она.

Я дал ей понять, что буду внимательным слушателем.

– Это Л. П. Ранкл, и я хочу, чтобы ты постарался его обаять. Надо его всячески ублажать и умасливать.

– Он что, важная птица?

– Еще бы. Крупный финансист, компания «Ранклз энтерпрайзез». Денег куры не клюют.

Мне показалось, что эти слова могут значить только одно.

– Вы надеетесь его растрогать?

– Да, это моя цель. Но я не для себя стараюсь. Я хочу получить от него кругленькую сумму для Таппи Глоссопа.

Таппи Глоссоп – племянник сэра Родерика Глоссопа, широко известного невропатолога и психоведа, превратившегося из пугала для Бертрама в одного из моих лучших друзей. Он зовет меня Берти, я его – Родди. Таппи тоже принадлежит к кругу моих близких приятелей, несмотря на то что однажды подложил мне свинью: я на спор лез по висящим кольцам из одного конца плавательного бассейна «Клуба шалопаев» в другой и уже находился почти у цели, когда обнаружил, что Таппи отвел в сторону последнее кольцо, так что мне ничего не оставалось, как плюхнуться в воду в безукоризненном вечернем туалете. Его поступок был мне как нож в сердце, но время, великий целитель, врачует все раны, и в конце концов я простил Таппи. Уже много лет он помолвлен с Анджелой, дочкой тети Далии, и долго я не мог взять в толк, за чем дело стало и почему все никак не зазвонят свадебные колокола. Я целую вечность ждал, когда меня призовут вооружиться сервировочной лопаткой, но приглашение так и не пришло.

Естественно, я поинтересовался, не бедствует ли Таппи, и она сказала, что он не пошел по миру и не подбирает в канавах окурки, но у него нет денег, чтобы жениться.

– Все из-за Л. П. Ранкла. Я расскажу тебе, в чем дело.

– Да, пожалуйста.

– Ты когда-нибудь видел покойного отца Таппи?

– Один раз. Такой старичок не от мира сего, типичный профессор.

– Он был химиком-экспериментатором, кажется, так это называется, и работал в «Ранклз энтерпрайзез», в кинофильмах такие всегда ходят в белых халатах и вглядываются в пробирки. И однажды он изобрел лекарство от головной боли, впоследствии получившее название «Волшебные таблетки Ранкла». Тебе они наверняка попадались.

– Я хорошо их знаю. Прекрасно помогают от похмелья, хотя, конечно, им далеко до фирменного эликсира Дживса. Они очень популярны в «Клубе шалопаев». Я знаю человек десять, которые только на них и уповают. Должно быть, эти таблетки – золотая жила.

– Конечно. Они такой же ходкий товар, как теплые свитера в Исландии.

– Тогда почему у Таппи туго с деньгами? Разве таблетки не перешли к нему по наследству?

– Какое там!

– Ничего не понимаю. Вы говорите загадками, пожилая родственница, – сказал я с легким раздражением в голосе, потому что если я чего не переношу, так это манеру тетушек говорить загадками. – Если эти таблетки, будь они неладны, принадлежали отцу Таппи…