Читать книгу "Парни в гетрах - Пэлем Грэнвил Вудхауз"

– Вот это совпадение! – удивился Нельсон. – Я покупаю шляпу по той же самой причине.

Перси содрогнулся и выпучил глаза.

– Чтобы пленить Элизабет Ботсворт? – вскричал он.

– Нет-нет, – утешил его Нельсон. – Что ты! Мы с ней большие друзья, но и только. Я хочу поразить своей шляпой ту, кого люблю.

– Кто это? – заинтересовался Перси.

– Диана Пентер, внучка моей крестной. Странное дело! Мы знакомы с детства, можно сказать – вместе выросли, но я только сейчас в нее влюбился. Что там, я ее боготворю от самой макушки до дивных ножек.

Перси немного подумал.

– Да, большое расстояние. Мы с Дианой очень дружим, она прелестна, но немного высока, ты не считаешь?

– Это мне и нравится. Она – как статуя. Нет, как греческая богиня. И потом, ты тоже высоковат для Элизабет.

– Да, – признал Перси.

– В общем, я ее люблю, черт меня подери! Люблю, люблю, люблю. И мы с ней завтракаем в первый день скачек.

– В Аскоте?

– Нет. Она не выносит лошадей, и я сам туда не поеду.

– Вот это любовь, – признал Перси.

– Мы встретимся у крестной, на Беркли-сквер. Надеюсь, вскоре после этого ты прочитаешь в «Морнинг пост» интересное сообщение.

Перси протянул руку. Нельсон пылко ее пожал.

И они вошли в мастерскую. Бодмин обмерил их собственными руками и обещал прислать цилиндры в оговоренный срок.

Перси Уимболт – не из тех, в ком можно заподозрить нервы, но между Бодмином и завтраком он буквально трепетал. Ему чудились страшные беды, настигающие шляпу; и, честно говоря, он не ошибся. Позже он решил, что есть в нем что-то мистическое.

Случилось вот что. Трепеща, он плохо спал и накануне рокового дня вскочил в половине одиннадцатого, а там – подошел к окну посмотреть, как погода. И кровь его замерла в жилах.

Внизу, прямо под ним, ходил по тротуару юнец в униформе Бодмина и другой, тоже противный, в обычной одежде. На голове у низких созданий чудом удерживались цилиндры, а к перильцам газона прислонились две картонные коробки.

Поскольку только что Перси видел во сне, что он стоит в своей шляпе перед лорд-мэром и тот внезапно бьет по ней булавой, обращая тем самым в лепешку, можно подумать, что он был готов ко всему. Но нет, он не был. Он буквально взвился. Точнее, сперва он оцепенел, мысля о том, что всегда подозревал в гнусном юнце дух нигилизма, равно как и повадки, неуместные на такой службе, а уж потом взвился и страшно закричал.

Крик его подействовал на юнцов, как хорошая бомба. Вот они ходят, красуются, балансируя шляпами, а вот – уже нет ничего, кроме коробки у входа. Перси понес ее наверх, благоговейно открыл, дрожа от страха, но все было в порядке. Мерзкий юнец пал низко, но шляпы не уронил.

Словом, все было в порядке, и наутро, отполировав цилиндр пивом, Перси надел ботинки, гетры, брюки, рубашку, воротничок, узорный жилет, пиджак, повязал сдержанно-серый галстук, вдел в петлицу старую добрую гардению и отправился в такси к своей даме. Вскоре он узнал, что она сейчас выйдет, что и произошло.

– Привет, привет! – сказал Перси.

– Привет, – сказала и Элизабет.

Естественно, до этой минуты гость стоял без шляпы, а тут ее надел, чтобы показать в должном свете. Очень тонкий маневр. В такси – уже не то, в такси все цилиндры одинаковы.

Итак, Перси надел шляпу, сверкнув взором, и стал ждать аплодисментов.

Однако Элизабет не захлопала маленькими ручками и не затанцевала от восторга. Взамен всего этого она издала звук, который издает колоратурное сопрано, если подавится костью.

Потом, поморгав, она взяла себя в руки.

– Прости, – проговорила она. – Так, минутная слабость. А вот скажи мне, когда у вас премьера?

– Премьера? – удивился Перси.

– Ну, в мюзик-холле. Ты будешь петь комические куплеты?

Перси удивился еще больше:

– Я? Нет. Какие куплеты?

– Понимаешь, я думала, ты хочешь испытать костюм на собаке. Иначе зачем тебе шляпа не твоего размера?

– Эта шляпа? – ахнул Перси.

– Да, эта самая.

– Она от Бодмина.

– Откуда хочешь. Все равно это – позорище.

Тут он решил, что, живя в деревне, она не привыкла к священному имени «Бодмин».

– Вот что, – мягко сказал он, – слушай и пойми. Эту шляпу сделал Бодмин, известный всему миру. Он сам обмерил мне голову и обещал полный успех.

– То-то я чуть не упала.

– Если Бодмин что-то обещает, – продолжал Перси, борясь с неприятным подозрением, – он выполняет обещание. Шляпа – шедевр. Назвать ее как-нибудь иначе все равно что… Нет, не могу придумать ничего достаточно страшного.

– А я могу. Вот эта самая шляпа. Прямо Чарли Чаплин! Да, Перси, шутки я ценю, но нельзя же мучить животных. Представь, как испугаются лошади!

Поэты и прочие писатели часто говорят о любви с первого взгляда; но бывает и наоборот. Только что Элизабет была для Перси прекрасной дамой, и вот, она – жалкое созданье, с которым лучше не общаться. Многое можно выдержать от женщин. Он сам выдерживал личные обиды. Но осуждать Бодмина… ну, знаете!

– Быть может, – осведомился он, – вам хотелось бы пойти одной на эти идиотские скачки?

– Конечно! Неужели вы думаете, что я покажусь при свете дня вместе с… этим?

Перси сухо поклонился.

– Едем, – сказал он шоферу, и тот поехал.

Казалось бы, уже странно. Тайна в чистом виде. Но подождите, то ли еще будет!

Обратимся к Нельсону Корку. Незадолго до половины второго он появился на Беркли-сквер, у крестной и Дианы. За ленчем Диана вела себя безупречно, и настолько, что, глядя, как восхищается она отбивными и салатом, Нельсон представить не мог, что будет, когда она увидит цилиндр.

Выпив кофе, леди Пентер удалилась в будуар с таблеткой для пищеварения и любовным романом, а Перси подумал, что самое время прогуляться по Бретон-стрит. Конечно, Диана может упасть в его объятия прямо на тротуаре, но тогда он быстро кликнет кеб. Словом, они вышли из дома.

Верьте или не верьте, но почти сразу Диана остановилась и странно взглянула на Нельсона.

– Не хотела бы тебя обидеть, – сказала она, – но надо было снять мерку.

Если бы под ногами взорвался газ, Нельсон удивился бы меньше.

– Э… э… э… – заблеял он, не веря своему слуху.

– Да, я понимаю, лень идти к мастеру, – продолжала Диана. – Легче купить, что есть, но все-таки эта… штука напоминает гасильник.

Нельсон напомнил себе, что слабость постыдна.