Читать книгу "Траектория - Леонид Шувалов"

— И все же, что вас побудило взять на себя чужую вину?

— Как вам сказать... Мизерова пожалел. Думаю, действительно я свое прожил, отработал, какой от меня толк. А ему еще работать да работать. Что же из-за несчастного случая губить человеку будущее...

— О своей судьбе не думали? Ведь за преступление, которое вы на себя взвалили, предусмотрено наказание в виде лишения свободы.

— Какое лишение?! — искренне удивляется Омелин.— Борис Васильевич сказал, ничего серьезного мне не будет.

Вспоминаю одну из бесед с Мизеровым, с горечью роняю:

— Он у вас большой специалист в юриспруденции… Какие еще юридические тонкости он вам разъяснял?

— Что я, как участник войны, под амнистию попадаю, что характеристику хорошую даст, общественного защитника выделит, адвоката хорошего найдет... Даже имя называл, Зиновий какой- то... Честно говоря, этим он меня и убедил...

Меня так и подмывает прочитать мораль этому пожилому, много пережившему человеку, сказать, что таких людей, как Мизеров, нужно не жалеть, а хватать за руку и стаскивать с начальственного кресла. Ведь он, не задумываясь, пытается прикрыться другим!.. Но я молчу. Гораздо полезнее и действеннее — представление следователя, направленное в вышестоящую организацию.

17.

В вагончике кажется еще жарче, чем в прошлый раз. Наверное, оттого, что на улице сегодня не такой лютый холод. Здороваюсь с бородатым Зайцевым и спрашиваю:

— Где остальные?

Зайцев откладывает свой фолиант.

— Бабарыкин с обеда не вернулся, Жижин только что ушел в свой подъезд, Данилов в столярке всегда обедает, Дербеко домой уехал.

— Если вас не затруднит, пригласите Жижина,— прошу я.

Когда приходит Жижин, особой радости на его лице не вижу. Горбатый нос плиточника-мозаичника глядит куда-то выше моей головы, словно Жижин не замечает моего присутствия и ему вообще нет дела до того, чем вызвав интерес следователя к его персоне.

— Здравствуйте, Жижин,— делая приветливую мину, говорю я.

Тот, буркнув в ответ что-то нечленораздельное, косится на вошедшего в вагончик Дементьича.

— Доброго здоровьица,— улыбкой приветствует меня Данилов.— Помешал, поди?

Отвечаю на приветствие и поворачиваюсь к Жижину.

— Я бы хотела с вами побеседовать... Проедемте со мной.

— Здесь нельзя? — хмурится он.

— Нежелательно.

Дементьич стаскивает рукавицы и, опустившись на корточки возле калорифера, протягивает руки к спирали. Заинтересованно поглядывает на нас снизу вверх.

— Тимофей Дементьевич, — обращаюсь к нему. — Появится Дербеко, передайте, пожалуйста, чтобы сразу ехал в прокуратуру.

— Обязательно,— с видимым чувством удовлетворения кивает Данилов.— Не беспокойтесь, все в точности исполню.

В моем кабинете Жижин становится похож на карася, привезенного в корзине с травой и сомлевшего от долгой дороги. Спрашиваю, как давно и какие суммы он передает Дербеко за завышаемые объемы работ. Глаза Жижина выпучиваются, рот медленно открывается и закрывается, но совершенно беззвучно.

— Я жду ответа,— напоминаю ему.

— Какого? — выдавливает Жижин.

— Откровенного.

Но он продолжает молчать.

— Ладно, дело ваше. Не хотите отвечать на этот вопрос, ответьте на другой.

Жижин впивается глазами в мою переносицу.

Спрашиваю:

Чем вам не угодил Хохлов?

— Хотите сказать, что это я столкнул его? — кривя рот, хмыкает Жижин.

— Зачем вы передавали Дербеко деньги?

— Когда? — осторожно любопытствует он.

— По моим данным, довольно часто. Напомнить?

— Зря стараетесь, не было этого.

— А в «Ветерке»? Десятирублевыми купюрами? — спрашиваю я и, уже блефуя, добавляю: — Еще напомнить?

Жижин, крутнув плохо выбритым кадыком, с усилием выговаривает куда-то в сторону:

— Не надо... Отдаю ему каждый месяц по пять червонцев.

— И как давно?

— Тысячу двести уже выложил,— угрюмо признается Жижин.

Произвожу в уме несложные расчеты, после чего уточняю:

— Два года?

Жижин кивает. Делает это он с таким прискорбием, будто был беззащитной овечкой, с которой только и знали, что стригли шерсть. Поэтому снова уточняю:

— Сколько денег вы оставляли себе? Имеются в виду незаконные.

Жижин буркает:

— Рублей шестьдесят — семьдесят...

— Жижин,— укоризненно произношу я.— Вы знаете, как называется то, чем, вы с Дербеко занимались?

— Преступление,— неохотно роняет он,

— Тяжкие преступление,— поясняю я. — Хищение и дача взятки. А у Дербеко — получение взятки. Вам раньше это в голову не приходило?

— Догадывался.

— И все-таки продолжали?

— Куда деваться, раз Дербеко меня втянул,— жалуется он.

— Значит, Жижин, вас это устраивало,— констатирую я.

Не найдя сочувствия, допрашиваемый срывается на злобное шипение:

— А кого бы это не устроило?! Все хотят поменьше работать, а жрать получше. Только красивыми словами прикрываются! Знаю я этих передовиков — бессеребреников! Им еще не так завышают! Небось не отказываются!

Широко раскрыв глаза, разглядываю нахала. Потом ставлю его на место:

— Вы лучше помолчите. «Втянули» его! Плитку воровать вас тоже кто-нибудь учил?

— Какую плитку?

— Кафельную!- Конечно, вас устраивало, что Дербеко все видит а молчит. А Хохлов молчать не хотел.

— Что вы все этого Хохлова ко мне приплетаете?! Сдался он мне!

— Где вы находились, когда раздался крив Хохлова?

— На пятом этаже. В ванной плитку докладывал.

— В одном подъезде с Хохловым! — утверждаю я.

— Ну и что? Он же с четвертого свалился.

— Откуда вам это известно?

— Все говорят.

— После крика вы сразу вниз побежали?

— Жижин менее уверенно, чем прежде, отвечает:

— Ну, да...

— Спустились по лестнице того же подъезда, в котором работали?

— Кажется...

— Откуда такая неуверенность?

Нос Жижина целится в лужицу талого снега под его валенками, руки сжимаются и разжимаются, словно он хочет размять затекшие пальцы.

Как вы оказались в соседнем подъезде? — тороплю я.