Читать книгу "Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший"

– По-моему, мне стоит побеседовать с братом Фрэнсисом, – пробормотал Чероки.

– Да! Когда ты пришел, я еще сомневался – а не поджарить ли тебя на костре. Ну, за то, что ты его сюда прислал. Оставил бы его в пустыне, тогда бы он сейчас не нес этот невероятный вздор. С другой стороны, кто знает, что еще он раскопал бы в том подвале. Так что ты правильно поступил, вернув его.

Чероки, который поступил так, основываясь на совсем других доводах, решил, что в данном случае лучше промолчать.

– Поговори с ним, – прорычал аббат. – А затем пришли его ко мне.

* * *

Ясным утром понедельника, в девять часов брат Фрэнсис робко постучал в дверь кабинета аббата. Крепкий сон на жестком соломенном тюфяке в хорошо знакомой келье и скудный завтрак, возможно, и не возвратили чудесным образом силы его изголодавшемуся телу и не полностью прояснили выжженное солнцем сознание, однако, по крайней мере, привели его в чувство, и теперь он понимал, что ему грозит опасность. Более того, он был настолько напуган, что поначалу его стук в дверь не услышал никто – даже сам Фрэнсис. Через несколько минут он набрался храбрости и постучал снова.

– Входи, мой мальчик, входи! – произнес дружелюбный голос, и Фрэнсис почти сразу с удивлением понял, что этот голос принадлежит господину аббату.

– Поверни ручку, сынок, – добавил тот же приветливый голос через некоторое время, в течение которого брат Фрэнсис стоял, все еще подняв сжатый кулак, чтобы постучать еще раз.

– Д-д-да… – Фрэнсис едва коснулся ручки, но проклятая дверь все равно открылась.

– Господин аббат в-вызывал… меня? – взвизгнул послушник.

Аббат Аркос поджал губы и кивнул:

– М-м… да, господин аббат вызывал… тебя. Заходи и закрой дверь.

Брат Фрэнсис закрыл дверь и встал, дрожа, посередине комнаты. Аббат тем временем играл с «усами» – проводками штучек из старого ящика с инструментами.

– Хотя, возможно, именно преподобному отцу аббату следовало явиться к тебе. Ведь теперь к тебе благоволит Провидение, и ты стал знаменитым, а? – Аббат Аркос успокаивающе улыбнулся.

– Хе-хе? – осторожно рассмеялся брат Фрэнсис. – О н-н-нет, мой господин.

– Ты же не станешь отрицать, что за один день обрел славу? Что Провидение избрало тебя, чтобы ты нашел ЭТО… – он обвел рукой разложенные на столе Реликвии, – эту коробку для ХЛАМА – ведь именно так ее, конечно же, называл предыдущий владелец?

Послушник что-то беспомощно промямлил, после чего на его лице застыла ухмылка.

– Тебе семнадцать, и ты, очевидно, идиот.

– Верно, господин аббат.

– Почему ты полагаешь, что твое призвание – религия?

– У меня нет никаких причин так полагать, Magister meus[15].

– Вот как? Значит, ты считаешь, что быть монахом этого ордена – не твое призвание?

– Нет, я так не считаю! – ахнул послушник.

– Но причин назвать не можешь.

– Не могу.

– Кретин ты маленький, я же прошу тебя назвать причины. А раз их у тебя нет, то, значит, ты готов отрицать, что вчера встретил кого-то в пустыне, что наткнулся на этот… этот ящик с ХЛАМОМ без посторонней помощи, и то, что мне рассказывают остальные, – всего лишь лихорадочный бред?

– О нет, дом Аркос!

– Что «о нет»?

– Преподобный отец, я не могу отрицать то, что видел собственными глазами.

– Значит, ты в самом деле встретил ангела – или святого? – или еще не святого? – и он показал тебе, где надо искать?

– Я не говорил, что он…

– И эта причина дает тебе право утверждать, что у тебя призвание свыше? Это, это, это… назовем его «существо» – пожелало тебе обрести голос, написало на камне свои инициалы, сказало, что ты ищешь именно его, и когда ты заглянул под камень… то там лежало ЭТО. Да?

– Да, дом Аркос.

– Что ты можешь сказать о своем отвратительном тщеславии?

– Моему отвратительному тщеславию нет прощения, о господин и учитель.

– Представлять себя настолько важной персоной, которая не достойна прощения, – значит, быть повинным в еще большем тщеславии! – заревел повелитель аббатства.

– Мой повелитель, я воистину червь.

– Ну хорошо. Ты должен опровергнуть только часть истории, связанную с паломником. Знаешь, ведь его больше никто не видел. Насколько я понимаю, он якобы направлялся сюда? И даже сказал, что, возможно, здесь остановится? Он спрашивал тебя про аббатство? Да? И куда бы он исчез – если бы существовал? Здесь такой человек не проходил. Брат, стоявший в то время на сторожевой вышке, его не видел. Ты готов признать, что все выдумал?

– Если на самом деле нет двух меток на том камне, где он… тогда я, возможно…

Аббат закрыл глаза и устало вздохнул.

– Метки там есть – еле заметные, – признал он. – Возможно, ты сам их нанес.

– Нет, мой господин.

– Ты признаешь, что вообразил себе того старика?

– Нет, мой господин.

– Ну хорошо. Ты знаешь, что сейчас с тобой будет?

– Да, преподобный отец.

– Тогда приготовься это принять.

Дрожа, послушник поднял полы одеяния к поясу и наклонился над столом. Аббат достал из ящика прочную линейку из гикори, опробовал ее на ладони, а затем сильно ударил Фрэнсиса по ягодицам.

– Deo gratias![16] – покорно отозвался послушник, негромко охнув.

– Может, передумаешь, мой мальчик?

– Преподобный отец, я не могу отрицать…

ХРЯСЬ!

– Deo gratias!

ХРЯСЬ!

– Deo gratias!

Десять раз повторилась эта простая, но болезненная литания, в ходе которой брат Фрэнсис, как и подобало, выкрикивал слова благодарности Небесам за каждый обжигающий урок смирения. После десятого удара аббат сделал передышку. Брат Фрэнсис стоял на цыпочках и дрожал, из-под плотно закрытых век текли слезы.

– Мой милый брат Фрэнсис, – сказал аббат Аркос, – ты вполне уверен в том, что видел старика?

– Уверен, – пискнул тот, готовясь к новому удару.

Аббат Аркос бросил критический взгляд на юношу, затем сел на свое место и какое-то время сердито рассматривал кусок пергамента с буквами.

– И кто он, по-твоему? – рассеянно пробурчал аббат Аркос.