Читать книгу "Мио, мой Мио! - Астрид Линдгрен"

– Тебе необходимо обзавестись мечом, – сказал Юм-Юм.

И не успел он это произнести, как мы услышали поблизости чей-то стон:

– О… о… о… я умираю с голоду. О… о… о…

Я подумал, что, наверно, опасно подходить к тому, кто стонал. Ведь это могло быть ловушкой. Но тут мне пришло в голову, что он действительно может нуждаться в помощи. Что бы там ни было, его следует найти.

– Надо бы узнать, кто это так стонет, – сказал я Юм-Юму. – Может, мы сумеем ему помочь.

– Я иду с тобой, – отозвался Юм-Юм.

– А ты подожди здесь, Мирамис, – сказал я и ласково потрепал свою лошадь по холке.

Она испуганно заржала.

– Не тревожься, мы быстро вернёмся, – успокоил я её.

Но как отыскать того, кто взывал о помощи в этой кромешной тьме?

– О… о… о… – снова донёсся голос. – Я умираю с голоду. О… о… о…

Мы шли на голос, шли, спотыкаясь о камни, падая и поднимаясь в темноте, и в конце концов оказались перед ветхой лачугой. Она бы, наверное, развалилась, если бы её не подпирала скала. Слабенький огонёк светился в окошке. Тихонько подкравшись к лачуге и заглянув внутрь, мы увидели дряхлого старичка, исхудавшего, жалкого, с седыми нечёсаными волосами. В печурке горел огонь, а он сидел возле огня и, раскачиваясь, причитал:

– О… о… о… я умираю с голоду. О… о… о…

Мы вошли. Старичок замолчал и удивлённо уставился на нас. Мы стояли в дверях, а он глазел на нас так, точно никогда ничего похожего не видел. В страхе подняв свои иссохшие старческие руки, он взмолился:

– Не причиняйте мне зла! Не причиняйте мне зла!

Я попытался объяснить ему, что мы совсем не для того пришли.

– Мы услышали твой стон и пришли поделиться с тобой хлебом, – сказал я.

Отломив кусок от буханки, что дала нам ткачиха, я протянул его старику.

Но старик не шелохнулся, он продолжал с изумлением глядеть на меня. Я подошёл к нему поближе, но он всё смотрел и смотрел на меня со страхом.

На лице его был такой испуг, точно он ждал от меня какого-то ужасного подвоха.

– Возьми хлеб, – сказал я. – Не бойся.

Он осторожно протянул руку и взял хлеб, зажав его между ладонями и как бы ощупывая. И вдруг залился слезами.

– Это и правда хлеб, – прошептал он. – Хлеб, который утоляет голод. – И стал есть.

Никогда мне не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь так ел. Он ел и плакал. Ел и плакал. Съев всё, он стал подбирать крошки, просыпавшиеся на его одежду. Он подобрал всё до последней крошечки и только тогда посмотрел на нас.

– Откуда вы явились? – проговорил он. – Где пекут такой удивительный хлеб? Ради всех моих чёрных голодных дней, прошу вас, скажите, откуда вы пришли?

– Из Страны Далёкой. Там пекут такой хлеб.

– Что же привело вас сюда? – прошептал старик.

– Мы хотим сразиться с рыцарем Като, – ответил я.

Не успел я это проговорить, как старик закричал и упал со стула. Маленьким серым клубочком покатился он по полу, затем подполз к нам на коленях. Он лежал у наших ног и глядел на нас снизу вверх маленькими, испещрёнными морщинами, испуганными глазками.

– Возвращайтесь назад, – шептал он. – Возвращайтесь, пока не поздно.

– Мы не вернёмся, – сказал я. – Я здесь, чтобы сразиться с рыцарем Като.

Я ответил ему громко и отчётливо. Я произнёс имя рыцаря Като так явственно, как только мог. А старичок смотрел на меня, точно ожидая, что меня вот-вот поразит удар.

– Я не вернусь, – повторил я. – Я здесь, чтобы сразиться с рыцарем Като.

– Тише, – продолжал шептать старик. – Помолчи. О… о… о… Помолчи же! Молчи и возвращайся. Назад, откуда ты пришёл. Я уже сказал тебе: возвращайся, пока не поздно.

– Нет! Я здесь, чтобы сразиться с рыцарем Като, – настаивал я на своём.

– Тшшш, – снова зашептал он. Взгляд его сделался почти безумным от страха. – Молчи, говорю! Тебя услышат шпионы. Может, они уже подслушивают у окна.

Он поднялся и доковылял до двери.

– Ничего не слышно, – сказал он, прислушавшись. – Но, может, они там притаились. Шпионы и чёрные стражники. Они могут быть там. Они везде… везде…

– Шпионы и чёрные стражники рыцаря Като? – переспросил я.

– Да тише ты! Что, хочешь лишиться своей молодой жизни? Не можешь помолчать?

Он опустился на стул и покачал головой.

– Да, да, да, – произнёс он еле слышно. – Его шпионы повсюду и всегда. И утром, и вечером, и ночью. Всё время и повсеместно. Шпионы и чёрные стражники.

Он взял меня за руку.

– Заклинаю тебя всеми моими чёрными голодными днями, не верь никому, в какой бы дом ты ни вошёл. Ты можешь вообразить, что ты среди друзей. Не верь. Знай, что ты окажешься среди врагов. Они предадут тебя. Слышишь? И мне не верь. Откуда тебе известно, что я не натравлю на тебя шпионов, как только ты выйдешь за порог?

– Нет, я уверен, ты этого не сделаешь, – сказал я.

– Никто ни в чём не может быть уверен, – прошептал он. – Не можешь быть уверен и ты.

Он глубоко задумался.

– Нет, я не натравлю на тебя шпионов, – сказал он, прервав молчание. – И есть ещё в этой стране тот, кто не предаёт. И есть тот, кто куёт оружие.

– Нам как раз оно необходимо, – сказал Юм-Юм. – Мио нужен меч.

Старик не ответил. Он подошёл к окну и распахнул его. От озера донеслись полные печали крики птиц. Казалось, они рыдают где-там, в ночи.

– Прислушайся, мальчик, – обратился ко мне старик. – Слышишь их жалобы? Ты что, тоже хочешь превратиться в птицу, летать над озером и плакать, плакать тёмными ночами?

– Что же это за птицы? – спросил я.

– Это зачарованные, заколдованные птицы, – чуть слышно проговорил он в ответ. – И ты знаешь, кто их заколдовал. И знаешь, что случается с тем, кто задумает с ним сразиться.

Да, теперь я понял, кто эти птицы, и у меня заныло сердце. Это же братья Нонно, и сестра Йири, и дочурка ткачихи, и многие другие, кого похитил рыцарь Като, похитил и наложил свои злые чары. О, я буду с ним сражаться. Непременно! Я должен победить его!

– Мио нужен меч, – повторил Юм-Юм. – Нельзя сразиться без оружия.

– Ты сказал, что есть некто, кто куёт оружие, – напомнил я старику.

Он посмотрел на меня почти сердито.

– Эх ты, что же ты не опасаешься за свою молодую жизнь? – проворчал он.

– Скажи мне, где найти того, кто куёт оружие? – снова спросил я.

– Молчи, – сказал старик и захлопнул створки окна. – Они могут услышать.

Он снова тихонько подкрался к двери и, приложив к ней ухо, прислушался.