Читать книгу "Твин-Пикс. Воспоминания специального агента ФБР Дейла Купера - Скотт Фрост"

1 июля, 11 часов утра

Только что узнал, что папа договорился со Шлурманами поехать вместе в Поконос. Я долго ломал голову, как мне от этого отвертеться, но, похоже, отвертеться не удастся. Папа берет с собой игру в слова – скрэббл. Мария берет Библию. В общем, я обречен…

4 июля, 3 часа дня

Мы приехали на озеро, которое называется Промисд-Ленд-Лейк[5]. Шлурманы медленно плавают по нему кругами на лодке. Папа спит в шезлонге на крыльце. Мария, как я понимаю, пытается обратить в христианство лесных зверюшек. Еда на природе, бег в мешках и фейерверк запланированы чуть позже. Я о таком и мечтать не смел.

4 июля, 4 часа дня

Мария лежит в купальнике на надувном матрасе и читает непромокаемую Библию. Я нырнул с маской и трубкой и немного посмотрел на нее снизу, когда она плавала. Мне ужасно хотелось схватить ее за ноги и утянуть на дно, в тину.

4 июля, 7 часов вечера

Только что поели и теперь ждем фейерверка. Мне показалось, что, насаживая на вертел сосиску, Мария на меня поглядывала. Впрочем, это могла быть и игра воображения. Я слишком долго ни с кем не общался и одичал.

5 июля, час ночи

Постараюсь описать как можно точнее все, что произошло; вот что я могу сейчас вспомнить.

Около девяти часов вечера Шлурманы с моим папой сели в лодку и поплыли, чтобы любоваться фейерверком на воде. Я собирался было сесть во вторую лодку, но вдруг услышал голос Марии:

– Все дети остаются на берегу.

Оглядевшись, я моментально сообразил, что «всех» нас тут только двое: Мария и я. Родители нам помахали и поплыли дальше. Я посмотрел на Марию. Она тоже посмотрела на меня и побежала в лес.

Кое-кто из скаутов утверждает, что изучение чужих следов уже изжило себя. Я с этим не согласен. Умение идти по следу – залог правильного понимания мира.

Следы Марии отпечатались очень четко. Зайдя в лес ярдов на пятьдесят, я нашел первое вещественное доказательство ее пребывания тут. На дереве висела блузка. Первая ракета взорвалась где-то южнее. Через двадцать пять ярдов я обнаружил еще одну улику – бермуды. Я ускорил шаг. Вот одна теннисная туфля, вон там другая… С озера доносились ахи-охи по поводу фейерверка. Впереди белел на ветке маленький носочек с нарисованными на нем маргаритками. Я взял его и, осторожно обогнув большое дерево, росшее чуть подальше, за лесным завалом, вышел на маленькую полянку. Мария встала из высокой травы, расстегнула лифчик, и бретельки соскользнули вниз по ее плечам. Я толком не помню, как это происходило, но, судя по всему, я тоже разделся. Мы подошли и остановились в нескольких дюймах друг от друга, ее грудь касалась моей груди.

– Ты веришь в Бога? – спросила Мария.

Я сказал, что, вообще-то, да. Мария улыбнулась, поцеловала меня в грудь, потом ее язык скользнул вниз, и она коснулась меня губами ТАМ.

И тут же раздался такой оглушительный взрыв, каких я еще ни разу в жизни не слышал. Ракета упала в тридцати ярдах от нас, и взрыв потряс все вокруг, я даже упал. Потом начали взрываться другие ракеты, поменьше, и воздух наполнился дымом. К тому времени Мария уже, по-моему, отпрянула от меня и закричала. Я притянул ее к земле и как мог укрыл своим телом от ракет, градом сыпавшихся на нас. Это счастье, что ни одна в нас не попала. Они падали слева, падали справа, застревали в ветках деревьев. Потом все вдруг стихло. Я сказал Марии, что все нормально, опасность миновала. Мария села, посмотрела на меня, утерла слезу, а затем издала дикий вопль, такой пронзительный, что ухо его почти не улавливало, и убежала куда-то в темноту.

Мало что действует на человека так устрашающе, как огонь. Особенно если этот человек голый. Битва с огнем, которая последовала после бегства Марии, длилась почти целый час. От моих брюк остался маленький лоскуточек – даже на носовой платок не хватит. Мои надежды на то, что Мария побежала за подмогой, не оправдались. Я сражался с огнем, не имея никакого другого оружия, кроме моей одежды, бегал по поляне взад и вперед, из одной «горячей точки» в другую. Рубашку я потерял, отвоевывая у огня маленькую елочку, блузкой Марии пришлось поплатиться за спасение голубики. А штаны я извел, в основном гася траву. Носки и лифчик Марии, вероятно, тоже пали жертвой этой борьбы, потому что, погасив пламя, я их нигде не нашел.

Почерневшие теннисные туфли Марии я оставил у домика Шлурманов. Когда я вернулся, папа бросил на меня один быстрый взгляд и спросил, что стряслось с моими брюками.

– Лесной пожар, – ответил я.

Он кивнул, немножко подумал, и мы пришли к заключению, что огонь – штука очень опасная и с ним шутки плохи.

5 июля, 11 часов утра

Сегодня утром видел Марию. Она поблагодарила меня за то, что я спас ее теннисные туфли, и сказала:

– Как жаль, что ты возвращаешься в город.

После чего поплыла к надувному матрасу и погрузилась в чтение Библии.

Вчера ночью я соврал. Я не верю в Бога. Разве что в такого, который активно мне вредит.

12 июля, 9 часов вечера

Сдал последний экзамен на звание «скаутского орла»: целых пять минут рассказывал о борьбе с пожаром и о технике безопасности. Скаут-мастер сказал, что мало кто говорит на эту тему с таким пылом и так убедительно.

14 июля, 11 часов вечера

Сегодня получил известие о том, что утром Мария утонула в Промисд-Ленд-Лейк. Очевидно, она нырнула с трамплина и ударилась головой. Она купалась одна, и никто не знал, что она попала в беду. А когда ее нашли, было слишком поздно.

Я больше не верю, что мир добр. Все доброе, хорошее либо умирает само, либо его убивают. Я знаю, что, если бы был тогда там, я бы ее спас. Но я знаю и то, что думать сейчас об этом бессмысленно и хотеть что-либо изменить – тоже. Марии больше нет, и внутри у меня пустота, мне очень грустно.

– Спасибо, что спас мои тенниски, – это было последнее, что я услышал от Марии.

– На здоровье, – ответил я.

Мне хотелось бы, чтобы все было не так, лучше… Чтобы я успел-таки высказать ей и другим то, о чем я не посмел заикнуться… и чтобы я теперь мог это вспомнить…

– Не забудь про домашнее задание по гражданскому праву…

– Спасибо, что спас мои тенниски…

Минута молчания.

– На здоровье.

17 июля, 10 часов утра

Марию похоронили в сверкающем серебристом гробу. По небу плыли большие белые облака. Ей бы это понравилось.

20 июля, час ночи

Не понимаю, почему все это, зачем?

2 августа, 4 часа ночи

Не могу уснуть, не могу уснуть, не могу уснуть…