Читать книгу "Круиз для среднего класса - Михаил Щербаченко"

Вот такого человека я себе дорисовал. Кому-то он покажется монстром, но на самом деле Григорий Глебович психически здоров и, в сущности, безвреден. Он никому (за редким исключением) не желает зла, просто этот человек устроен именно так, а не иначе, и я совершенно уверен, что подобные ему среди нас не редкость. Просто на сей счет не принято высказываться вслух, и это абсолютно правильно.

У Иосифа Бродского есть выразительное двустишие, написанное на английском:

Sir, you are tough, and I am tough,But who will write whose epitaph?

В переводе: «Сэр, вы крутой и я крутой, но кто кому напишет эпитафию?».

Лишь фортуна знает, кто кому, но подразумевается желательный ответ: «Я – вам». Чем-то сходно с формулой: «Хорошо, что не я», не так ли?

Мне кажется, Григорий Глебович старается не думать о собственных похоронах. Хотя догадывается, что прощанье не будет пышным и многолюдным. И вполне возможно, что какой-нибудь гадкий старикашка в черном пиджаке положит ему в ноги десять гвоздик и пробормочет… Вы ведь догадались, что именно.

Никаких обременений

Ему было 67 лет, выглядел он на 55. Ей было 37, выглядела она на 40. Таким образом, их разделяло не 30, а всего 15 лет. В паре смотрелись неплохо.

Он не молодился, просто визуальное старение у него сильно отставало от календарного. Хорошее здоровье плюс правильная организация жизни. В застойные семидесятые тесть от первой жены определил его на работу за границей. В лихие девяностые теща от второй жены приобщила к миру бизнеса. Он не то чтобы богат, ради богатства надо было бы впахивать, а он этого никогда не любил, да и не умел. Сейчас тем более незачем суетиться, жизнь отстроена. Взрослые дети, по одному от каждой из жен, мало его интересуют, так же, как он их. Здоровье пока не подводит. В общем, жизнь без обременений.

У нее все было по-другому. Выросла в Ташкенте, гражданка Узбекистана, рабочая виза в Германии. Наполовину узбечка, но ноги ровные и лицо без оспин. Пикантна, в хорошей форме, хотя азиатки старятся быстро. Жизнь была труднопроходимой, никто не помогал. В итоге, правда, сложилось даже лучше, чем надеялась: работа во Франкфурте, выплаченная квартира, BMW Х3, три языка, два любовника – мексиканец и поляк. Теперь вот еще один, русский.

После того как появился он, двух других отправила в отставку, хотя они были моложе него, к тому же мексиканец – богаче, а поляк – сексапильнее. Но она решила, что будет со своим, поскольку со своими ей всегда нравилось больше.

По делам бизнеса он каждый месяц прилетал во Франкфурт, и как-то зашел в ресторан возле ратуши, где на раскаленных камнях гости сами себе жарят мясо. Она с компанией сидела напротив, они выщипнули глазами друг друга и уже вскоре вместе лакомились свининкой. Считается, что совместное приготовление и поедание пищи создает эротическое притяжение, и пример наших героев полностью это подтвердил.

Сблизились они быстро и радостно. В другой его приезд на несколько дней рванули в Баден-Баден, что в трех часах езды от Франкфурта, и вкусили спа-блаженства. Спустя месяц отметили ее день рождения недельным альпийским туром. А в следующий раз она уже встречала его в аэропорту, была загадочна и очень нежна, зажгла в спальне свечи, а потом, когда они отдыхали на удобном ортопедическом матрасе, вынула откуда-то из-под подушки листок бумаги, и он сразу понял, что это заключение УЗИ.

Прежде она говорила, что предохраняться не нужно, за всю жизнь ни разу не забеременела, и врачи установили, что детей не будет. А вот теперь то ли с довольной, то ли с извинительной улыбкой показывала на бумаге затемнение, которое иллюстрировало наличие существа пока неясного пола семи недель от роду. В его глазах она прочла вопрос и сказала, что сама была изумлена, повторила обследование, и доктор снова подтвердил беременность. Значит, бог послал.

Он покривился, поняв, что за упоминанием всуе высшего небесного авторитета скрыто ее решение сохранить ребенка. И теперь она ожидает от него ответной радости. Только зря; ему не нравилось, когда его ставили перед фактом, если он обладал как минимум правом совещательного голоса.

Он хорошо помнил две свои истории. Одна подруга говорила, что православная вера не позволяет ей искусственно прерывать беременность. Спустя восемь лет другая подруга объясняла, почему врачи запрещают ей делать аборт. В итоге первая дама, для вида поплакав и помолясь, попрала христианские каноны, а вторая, вдоволь наоравшись, что ему не дорога ее жизнь, хлопнула дверью, после чего, как он узнал от знакомых, без ущерба для здоровья избавилась от плода.

Пересказывать ей эти сюжеты он, разумеется, не стал. Так же, как не стал спрашивать, точно ли это его ребенок. Она сама сказала, что, если у него есть сомнения, можно провести анализ ДНК, сейчас это делают даже на ранней стадии. Решив проявить благородство, он ответил, что не собирается обижать ее подобной процедурой. В глубине души он почему-то не сомневался в своей причастности к беременности, и этот факт был ему даже слегка приятен, поскольку он считал, что в 67 лет семя утратило убойную силу. Оказалось, пока нет.

Но ситуацию надо было как-то разруливать. И он сказал, что в их возрасте (он выделил это «их») рожать по залету как-то странно. Сказал, что не планировал заводить новое потомство, уже слишком поздно, высок риск оставить ребенка без отца, а он, будучи человеком ответственным, не может себе этого позволить.

Она молча слушала и мяла в ладони врачебную справку. Держалась хорошо, и ему было жаль ее. Он понимал, что, вполне вероятно, сейчас убивает ее мечту о материнстве. Вековечную, исконную женскую мечту, которой ее сначала лишили медики, а когда надежда неожиданно вернулась, на роль палача судьба определила его.

А, собственно говоря, в чем его грех? Он даже не произнес слово «аборт», он был деликатен, ни к чему ее не подводил. Просто обозначил свою позицию, честно дал понять, что становиться отцом не хочет. И не считает себя виновным в залете, – она ведь сама отказалась от контрацепции. Так чего ради посыпать голову пеплом? Он просто подвесил ситуацию, вот и все.

Она спросила, что он думает о дистанционном отцовстве. Пояснила: это когда дитя живет с мамой, а папа иногда их навещает и, если хочет, помогает материально. Он решительно замотал головой: дети должны расти в полной семье, а эта странная новая мода ему претит. Хмыкнув, он процитировал знаменитую строку: «Ты мне роди, а я перезвоню».

Они снова замолчали. А залет ли это, думал он, или умысел? Может быть, она последовательно выполняет свою программу: сперва ребенок, потом замуж, старо как мир. Но кто сказал, что он должен вступать с ней в заговор против самого себя? Их личные программы не совпадают, противостоят одна другой. А значит, сами они становятся противниками. Не исключено, даже врагами. Он начал перебирать в памяти, что она знает о нем и чем может навредить. На всякий случай надо обдумать ответные шаги. Господи, до чего же противно: всего полчаса назад целовались как ненормальные, а теперь сиди думай, как поскорей закончить эту историю.