Читать книгу "Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер"

— Звонил Свобода, — сказала Урзель мужу. — Он приедет завтра ночью.

— Уже? Так скоро?

Следующим номером радиопрограммы была песня в исполнении женского трио — явно из Нижней Баварии, с грубым гортанным произношением. О чем пели девицы? Да о том, как парень пробрался к дому любимой с лестницей, но приставил ее — хо-лю-йо! — не к цветному окошку, а к соседнему, к той комнате, где жила сестра. Пошло, пошло.

— Он что-нибудь привезет?

— Да, говорит, что приготовил для нас сюрприз.

— Сюрприз, значит!

Супружеская чета приступила к еде. На столе были ржаной хлеб, крестьянское масло, ароматный альпийский сыр и темное пиво. Основательно располневшие за последние годы, Игнац и Урзель недавно решили ограничить себя в животных жирах. Поэтому глава семейства жевал хлеб с толстым пучком дикого шнитт-лука и гомеопатически тонким слоем сливочного масла. Потягивая прямо из бутылок темное пиво с приятной горчинкой, супруги продолжали слушать радиоконцерт — теперь их развлекал песней женский коллективчик из Верхней Баварии. Девушки заливались о том, как мужчина вместо своей любимой обнаружил в постели самую настоящую свинью. Вульгарно, вульгарно.

Сильвестр, прапрадед Игнаца, додумался до весьма нетипичной по тем временам бизнес-идеи: не просто выполнять работу могильщика, а предлагать клиентам целый комплекс погребальных услуг. Таким образом, непритязательный способ зарабатывания себе на хлеб был умело взлелеян до статусного, уважаемого предприятия. В короткое время бизнес Сильвестра расцвел пышным цветом — правда, на фоне полного отсутствия конкуренции. Однако к тому моменту, когда эстафету правления семейной фирмой приняли Игнац с Урзель, в здешних краях появился серьезный соперник — крупная ритуальная компания, имеющая представительства по всей Германии. Ценник у нее был гораздо ниже, ассортимент услуг — разнообразнее. Клиенты из числа коренного населения курорта, то есть семьи, много лет заказывавшие похороны исключительно у Гразеггеров, начали поглядывать в сторону конкурентов. Это еще не означало краха, но тем не менее заставляло задуматься. Сетевой гигант не раз предлагал супругам приобрести их бизнес, гарантируя трудоустройство в качестве наемных работников, но те не соглашались.

Радиоконцерт шел своим чередом. Смешанный квартет пел о том, что девушки по весне самые… гага… Что такое gagatzig[6], не поняли ни Игнац, ни Урзель.

— Наверное, твой отец знает, — предположила Урзель. — Позвони ему завтра и спроси, хорошо?

— Ты лучше подумай насчет ребрендинга, — отозвался Игнац. — Если мы собираемся заводить интернет-сайт, значит, без хорошего рекламного слогана никуда.

— «Наша фирма свято чтит старинные обычаи и опирается на традиции». Или как там выражается Филипп? «Мы предлагаем очень интересный продукт». Хай интерест продакт.

Их дети находились далеко от дома. Четырнадцатилетняя Лиза жила в престижном интернате на Штарнбергском озере, как будто бы играя роль в фильме «Ханни и Нанни», действие которого перенесли в элитные условия. Филиппу исполнился уже двадцать один год.

Молодой человек жил в Нью-Хейвене и учился на экономическом факультете Йельского университета.

— Разве Мюнхен тебя не устраивает? — спросил Игнац, когда сын засобирался в Америку.

— Нет, Мюнхен давно уже не катит, — отвечал сын. — И даже Йель уже не тот, каким был когда-то.

И Филипп, и Лиза собирались после окончания учебы вступить в семейный похоронный бизнес, что сулило ожесточенные «битвы диадохов», однако до этого момента, слава Богу, было еще далеко. Гразеггеры могли позволить себе такой интернат — лучший во всей Южной Германии — и такой университет — один из самых дорогих в Штатах. При желании они могли бы дать подобное образование еще двум десяткам своих детей, если бы те у них были. Зачем же владельцам небольшой похоронной фирмы понадобились свежие рекламные ходы? Почему бы им просто не наслаждаться тихим воскресным вечером, любуясь умытой дождем природой с уютной террасы под крышей? Почему бы не продать свой не слишком-то доходный бизнес титану похоронного дела?

На это у супругов имелись веские причины. Они использовали свою легальную фирму как прикрытие для совершенно особой деятельности — с простой, но гениальной бизнес-идеей. Дело чрезвычайно выгодное, но заниматься им в присутствии любопытной девчонки-подростка и амбициозного юноши было бы небезопасно. Поэтому Гразеггеры нарадоваться не могли, что их дети находятся вдали от дома. Ведь Игнац и Урзель прятали трупы.

8

«Этот человек нервничает, хотя я могу ошибаться», — подумал Еннервайн. Да, по лицу свидетеля градом катился пот, но ведь это могло быть следствием естественного возбуждения.

— Значит, вы занимаете должность рабочего по зданию в культурном центре?

— Да. Моя фамилия Шмидингер, Петер Шмидингер.

Еннервайн снова включил диктофон.

— Допрос Петера Шмидингера, рабочего по зданию. Где проживаете?

— Тут же, в культурном центре. Наверху есть небольшая квартира для обслуживающего персонала. Мы живем там с женой и сыном. А что, собственно, произошло?

— Картина происшествия пока не прояснилась, господин Шмидингер. Самый главный вопрос: вам сегодня ничего не бросилось в глаза? Не заметили чего-нибудь странного, подозрительного?

— Нет, ничего… Самый обыкновенный концерт… Все шло своим чередом. В год у нас бывает более двухсот представлений, так что… Все как всегда.

— Более двухсот? Ну надо же! А в чем конкретно заключается ваша работа во время концерта?

— Я отвечаю за освещение в здании. Сцена, зал — короче говоря, на всех участках. А также мы с женой организуем буфет. Тут, в фойе. Просекко, кофе, бутербродики с семгой, с икрой… Иногда устрицы. Любители классической музыки обожают такие изящные закусочки.

— Где вы были в тот момент, когда все случилось?

— За кулисами, у пульта управления светом. Обычно я нахожусь там с начала и до конца концерта.

Еннервайн еще раз обратил внимание на то, как дрожит голос у Шмидингера. Мужчина и вправду нервничал сверх меры. Выглядел он будто ископаемое из давно прошедшей эпохи — длинные, до плеч, волосы, собранные аптечной резинкой в неряшливый лошадиный хвост… Но главное было не в этом: из-под характерной синей спецовки, по которой, собственно, Еннервайн и распознал в этом человеке рабочего по зданию, выглядывала застиранная футболка с надписью: «Остановите Штрауса!» — и от нее веяло чем-то доисторическим. Но может быть, здесь имелся в виду не политик, а король вальса Иоганн Штраус?..

— Вы можете объяснить, что случилось? — снова спросил Шмидингер тихим тревожным голосом. — Труповозка подъезжала целых два раза… Несчастный случай?

Неопределенно махнув рукой, Еннервайн сделал еще более неопределенное выражение лица. Немного поколебавшись, стоит ли разглашать эту информацию, гаупткомиссар все-таки сообщил: