Читать книгу "Клубника со сливками - Светлана Лубенец"

Совершенно непонятно, почему они опять так громко разговаривают. Что за манеры? Сколько она Анечку учит, а та все равно остается деревенщина деревенщиной…

Евстолия как раз расположилась среди своих подушек со всем возможным комфортом и решила перечитать что-нибудь из Тургенева, когда дверь распахнулась и в ее комнату вошел седоватый, высокий и плотный мужчина, действительно лет под шестьдесят. В первый момент она даже вздрогнула от неожиданности, потому что ей показалось, будто это сам Николай Витальевич, покойный муж, заглянул к ней с того света. Через пару минут стало ясно, что это не он, поскольку, во-первых, и быть такого не могло, а во-вторых, ее муж выглядел более солидно и интеллигентно. На плече мужчины зачем-то висла Анечка и как заведенная повторяла: «Ну, не надо, не надо, не надо…»

– Добрый вечер, – вроде бы вежливо поприветствовал Евстолию вошедший, но она видела, что эта вежливость далась ему неимоверными усилиями. Он отбросил от себя Анечку, которая еще раз жалобно пискнула: «Не надо…» и затихла, приложив обе ладошки ко все еще розовым щекам.

– Неужели не узнаете? – спросил мужчина, очень знакомо качнул головой, и Евстолия тут же его узнала.

– Никита?! – вскрикнула она и так дернулась, что одна из подушек свалилась на пол.

– Он самый, – улыбнулся Никита, сын ее мужа от первого брака, поднял подушку, небрежно бросил ее прямо на живот мачехе и уселся в кресло напротив кровати.

– Как поживаете? – усмехнулся он.

В его голосе не было вопроса, и Евстолия вся подобралась в ожидании чего-нибудь очень неприятного, поскольку приятного от пасынка она не видела никогда. Рассказывать о своем житье-бытье она ему не собиралась, а потому промолчала.

Никите ее рассказ и не был нужен. Он окинул хищным взглядом застекленные шкафы с книгами и сказал:

– Я пришел за своим.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду папочкину коллекцию книг и альбомов по древнерусской живописи.

– Зачем она тебе? – сдерживая подступающую к горлу ярость, очень спокойно спросила Евстолия.

– Я нашел на нее покупателя, – ответил Никита и гадко улыбнулся.

– Но зачем ее продавать? С течением времени она только ценнее становится!

– А затем, что мне нужны деньги! – рявкнул Никита, и Анечка, прижавшаяся спиной к одному из книжных шкафов, вздрогнула. Стекло дверцы издало короткий гулкий звук.

– Ты не можешь продать коллекцию Николая Витальевича, потому что она тебе не принадлежит. Ты же не собираешься совершить уголовное преступление? – сказала Евстолия и саркастически улыбнулась.

Все многочисленные морщины ее лица опять перестроились в лучи, разбегающиеся ото рта и глаз, усугубив выражение сарказма, что, разумеется, не могло понравиться Никите. Он подался к мачехе всем телом и, неприятно оскалившись, с угрозой в голосе произнес:

– А вы перепишите на меня книги отца, и дело с концом!

– Коллекция не моя… Николай Витальевич давно подарил ее Юрию… Он юридический владелец…

Евстолии не хотелось упоминать Юру, но выбора не было. Никита довольно улыбнулся и, нагло хохотнув, спросил:

– А вы случаем не забыли, чей он сын?

– Он мой сын!! – крикнула Евстолия, дрогнув бесцветными губами. – Я его вырастила! А ты тут сбоку припека! Юра за всю свою жизнь видел тебя раза два от силы! Кому ты нужен!

– А вот чтобы со мной лишний раз не встречаться, пусть и передаст право на владение коллекцией мне! И не только на книги по русской живописи! Тот человек, о котором я говорил, возможно, потом купит и все остальное!

– Никита! Побойся бога! Твой отец собирал эту коллекцию всю жизнь! Зачем же ее разбазаривать?!

– Я уже говорил, что мне нужны деньги! И срочно нужны! Поэтому оставьте свои сантименты при себе!

– При чем тут сантименты? Ты подумал, у кого собираешься отобрать ценное имущество?! Я тебе этого не позволю!!

Последние слова вырвались у Евстолии каким-то жалким скрежетом. Она натужно закашлялась, а Никита расхохотался:

– Да разве вы можете мне не позволить, дорогая Евстолия Васильна! Мало того, что из постельки-то не выпрыгнуть, так вы еще и Юрке – никто и ничто!

– Я мать, – прошептала Евстолия, – так и в его свидетельстве о рождении написано…

– Нашлась мамаша! Да если мне будет надо, я добьюсь медицинской экспертизы, и Юрка получит официальные доказательства того, кто его настоящая мать! И вообще, давно уже пора сказать ему, кто есть кто! А то уж больно много о себе воображаете, Евстолия Васильна! Мумия вы наша! Нефертити… пересохшая!

Евстолия в ужасе смотрела на Никиту. Неужели он сможет это сделать? Она считала Юру своей собственностью и совершенно выбросила из головы, что не приходится ему матерью. И все равно он ее сын, ее!!! Ей кажется, что она даже помнит родовые муки! А ведь его родители могли давно вынашивать мысль о том, чтобы наконец открыться Юрию, и вот теперь Никита… Но отказаться от сына для Евстолии все равно что с живой содрать кожу! И она не откажется! Она непременно что-нибудь придумает! И они не посмеют…

* * *

Римма с трудом открыла глаза. Виски ломило, и очень хотелось пить. Она тяжело приподнялась и огляделась. Где она? Судя по георгинам на занавесках, по-прежнему в квартире Анечки. Почему же так болит голова? Если она сейчас же не выпьет хотя бы глоток воды, у нее во рту все растрескается.

– Юра… – хрипло позвала Римма.

Тут же над ней склонилось его лицо.

– Ну, наконец-то, очнулась, – сказал Егоров, как-то незнакомо улыбнувшись.

– Что со мной? – встревоженно спросила она.

– Ты вчера чересчур много выпила.

– Я? Много выпила? – удивилась Римма. – Зачем?

– Ну… не знаю… Возможно, захотела расслабиться по полной программе.

– По полной программе… Что значит «по полной программе»?

– Я же сказал, ты много выпила.

– Я вообще-то много не пью…

– Да? – спросил Егоров, и Римма сразу поняла, что он в этом сильно сомневается.

– Да… Мы же вместе бывали на вечеринках, которые сейчас называют корпоративными…

– И что?

– И то! Разве ты когда-нибудь видел меня в… ну… нетрезвом виде? – спросила Римма и поморщилась. Две длинные фразы дались ей с трудом.

– Я не обращал внимания…

– Если бы я изменила свое обычное поведение, ты ведь обратил бы на это внимание?

– Возможно.

– Что значит – возможно?! – выкрикнула Римма и села на постели, стараясь не сосредотачиваться на пульсирующей в висках и затылке боли. – Ты что, считаешь меня тайной алкоголичкой?

– Нет, но… – замялся Егоров.