Читать книгу "Не откладывай убийство на завтра - Людмила Ситникова"

– И какой сериал? – с интересом спросила Ангелина, считающая себя спецом по теленовеллам.

– «Святые грешники».

– Еперный театр, век мне Ленина не видать! Это ж мой любимый сериал, ни одной серии не пропустила. Ты, значит, и Серебрякову видела? – оживилась старуха.

– Видела.

– И Любомира?

– Ага.

– Мать моя, Надежда Крупская! Каточка, какая же ты счастливая, видно, в рубашке родилась. Живо рассказывай в мельчайших подробностях, как там дела на съемочной площадке?

– Ничего особенного: суета, крики, беготня.

– Я сейчас закричу! Разок бы взглянуть на них живьем, а потом и помереть не жалко.

Павел усмехнулся:

– Ангелина Дормидонтовна, так в чем проблема, это можно устроить, ради такого случая я лично могу отвезти вас на съемку.

– Я с хамами не разговариваю.

– Кат, а правду говорят, что Серебрякова делала пластическую операцию? – спросила Марго.

Не успела Копейкина открыть рот, как Ангелина проревела:

– Все брехня! Ничего она не делала! Это люди из зависти придумали, она и так красива, как розочка майская, картиночка!

– Да ты че, ба, ты ее без грима видела? Она страшна, как смертный грех.

– Неправда!

– Я сама видела фотку в журнале.

– Ты сама лучше заткнись! На тебя саму утром смотреть страшно. Каточка, у меня маленький вопросик.

– Задавайте.

– Не могла бы ты узнать у них насчет билетов?

Рита закрыла глаза руками, Луизка хихикнула.

– Билеты?

– Понимаешь, в двадцать седьмой серии застрелился Антон Евдокимович, помнишь его? Он играл мерзавца Смирнова, чем-то на нашего Павла Николаевича похож.

– И?

– Перед самоубийством мужик купил билет на Каралы…

– Канары.

– Неважно! Когда мерзавец понял, что его разоблачили и вот-вот должны арестовать, он застрелился. Представляешь, прямо на персидском ковре, мать его так! Не мог два шага в сторону сделать, урод! Когда я эту серию смотрела, пузырек сердечных капель выпила.

– Настолько сильно вам нравился мерзавец Смирнов?

– Бог с тобой, он же негодяй, каких свет не видывал. Переживала по поводу ковра, это ж каким бездарем надо быть, чтоб такой ковер дорогой испачкать.

– А при чем здесь билеты?

– Так денег бешеных стоят, поэтому ты узнай, успели их обратно сдать или пропали денежки?

Копейкина попыталась скрыть улыбку.

– Ба, ты ваще, не въезжаешь, какие билеты – это кино!

– В кино все как в жизни! – стояла на своем Ангелина.

– Хорошо, я узнаю.

– Эх, хорошо сидим, жаль, шампанское закончилось.

– Вам бы, Павел Николаевич, только и пить, постесняйтесь людей, а еще строите из себя умного.

– Строю, не строю, а до вас, мама, мне далеко: ковер… билеты… это вы у нас в семье самая умная.

– Риточка, я не поняла, он опять издевается?

Марго промолчала.

– Кат, а можно мне завтра поехать с тобой? – У Луизы горели глаза.

– Я не знаю, пустят ли тебя…

– Что значит – поехать, а в институт кто пойдет?

– Я не иду на первую пару.

– С какой стати?

– У нас культурология.

– И что дальше?

– Да ну, даже говорить не хочется. Там препод – полный дебил, я ваще не врубаюсь, как его допускают учить студентов? Ну, даун стопроцентный. Прикиньте, вызывает меня к доске и спрашивает – кто такой Гомер?

– Ну?

– Я ему отвечаю: Гомер – это придурок один, по телику каждый день его показывают. А он в крик: «Как вы смеете, да вы знаете…» Ну, не урод?

– Круто! – оживился Артем. – Вы что, в институте про Симпсонов проходите?

– Да я сама в шоке, вроде серьезный предмет, а спрашивает всякую муть, он бы еще про Бивиса и Бадхеда спросил.

– Луизка, ты так и ляпнула – про Гомера?

– Да, а че?

– Он не про того Гомера спрашивал, – Марго смотрела на дочь, не понимая, в кого та пошла «умом».

– Не въезжаю, че, еще один мультик начался?

– Луиза, поздравляю, – засмеялся Павел, – ты вся в бабушку… два сапога пара!

– Павел Николаевич, закройте свою буржуазную хлеборезку, – Ангелина Дормидонтовна встала и вышла из кухни.

– Ничего себе бабка выдала!

Марго начала убирать со стола.

В десять часов Катарину разморило, с трудом добравшись до кровати, она уронила голову на подушку и мгновенно погрузилась в забытье. Из объятий сладкого сна ее вывел тихий голос Луизы.

– Кат… Кат, ты уже спишь?

– А… что… Луиза, в чем дело?

– Ты спала?

– А ты как думаешь?

– Извини, я что, собственно, пришла, хотела спросить… правда, что Круглов… голубой?

Копейкина так и застыла.

– Луиз, ты лаком для ногтей надышалась?

– Но ведь в газетах пишут, и женат он ни разу не был.

Катарина вспомнила утреннюю сцену в гримерке, невольной свидетельницей которой она стала. Судя по тому, как страстно Круглов целовал Татьяну, его сексуальная ориентация была в полном порядке.

– Я тут недавно читала в одной газете…

Из ванной послышался голос Ангелины Дормидонтовны:

– «Артиллеристы, Сталин дал приказ…»

– Что с ней?!

– Обычное дело, – Луиза махнула рукой, – бабка всегда, когда моется, поет подобные песни, если честно, уже заколебала, хоть на стенку лезь.

– «Артиллеристы!..» – неслось из ванной.

– Это еще цветочки, ты посмотрела бы, как она ночью вскакивает каждый час с криками: «За Родину, за Сталина, за мою корову Зорьку, оторвем фашистам бошки».

– И долго она обычно моется?

– Ну… минут сорок – час.

– И всегда поет?

– Точняк.

Катарина зевнула.

– Луиза, я хочу спать, завтра поговорим.

– Так как насчет Круглова?

– Не говори ерунду!

– Но газеты…

– Ты больше верь газетам, лучше книги хорошие почитай.

Фыркнув, Луиза покинула спальню.

Натянув одеяло до подбородка, Катка закрыла глаза. Надо ж такое придумать: Круглов – голубой! СМИ в своем репертуаре. Ката лишний раз убедилась, как нелегко живется актерам: любой норовит обвалять в грязи, найти темные пятна в биографии, оклеветать, вытащить наружу старое белье. Очевидно, от процесса создания вранья некоторые получают ни с чем не сравнимое удовольствие.