Читать книгу "Жениться и обезвредить - Андрей Белянин"

— После венчания я вся твоя! Иди, чмокну в щёчку — и спать.

Усё. Полный облом по всем параметрам. Я уже жаловался, что день не задался с самого утра? Так вот, он и заканчивался хуже некуда…

* * *

И самое главное, что это была не та ситуация, когда я мог бы хоть чем-то справедливо возмущаться. Более того, согласись она сейчас пройти вместе со мной в мою комнату, на утро её с позором вытряхнули бы и Яга, и Васька, и Назим, и даже Митя вложил бы свою лепту, скорбно удерживая меня от скоропалительной женитьбы на такой «поспешливой» особе. Не Москва… крыть нечем. Приходится идти на поводу у домостроевских заблуждений, хотя, должен признать, в конечном итоге это в моих личных интересах.

Васька нагло занял всю скамью, и его пришлось силой перекладывать на печь. Назим ушёл к себе в подполье, но гарантирую, утром он встанет раньше всех, уберёт со стола практически нетронутый ужин и обеспечит опергруппе свежий завтрак. Кое-как вытягиваясь на узкой скамье, я ещё успел подумать, что одна радость во всём этом по-любому есть — завтра меня не будет будить петух. То есть будет будить, но не меня. После чего мгновенно провалился в сон и спал без задних ног, как и положено честному милиционеру…

Утром меня разбудил петух! Громогласное, резкое, диссонирующее кукареканье раздалось едва ли не над самым ухом и практически скинуло меня с лавки. Я только и успел заметить, как этот пернатый гад скрывается в сенях, а с печки половичком сползает глухой на оба уха бабкин кот. Это была месть ему, не мне, меня, так сказать, задело вскользь, рикошетом. То есть ещё повезло.

Оказывается, Олёна, отправившись ни свет ни заря к нашему колодцу за свежей водой, неплотно прикрыла дверь, что позволило петуху безнаказанно совершить свой террористический акт. Ладно, мы с Васькой обменялись мстительно-понимающими взглядами — придёт наш час, сочтёмся, ему недолго осталось…

Баба-яга вышла к завтраку прямая, как шпилька, и подчёркнуто-вежливая, как присяжный заседатель. Блины с икрой слегка похвалила, но съела половинку, чаю выпила полчашечки без варенья, без сладостей, безо всего. И причина была не в плохом настроении — наша эксперт-криминалистка явно о чём-то упорно думала, но не находила правильного ответа. Поэтому, когда Назим бесшумно убрал со стола, я молча раскрыл планшетку и сел напротив Яги. Моя невеста деликатно отправилась ко мне (пардон, к себе!) наверх.

— Пиши, Никитушка, — напряжённо начала бабка, скрестив ручки на груди. — Помер Николай Брыкин смертью противоестественной, от причин невыясненных. Вина бывшей бесовки твоей в той смерти не доказана. И не потому, что не могла, а потому как ежели и могла, так даже мне непонятно как! Вот оно, высказалася…

— Так вас это напрягает? — на минутку оторвался я. — То есть убила его не Олёна, однозначно, но вы хоть можете чётко классифицировать причину смерти или нет?

— Отчего же не могу, причину-то могу, легко! Жизнь из него высосали прямиком через губы, одним поцелуем, без причмока, — подбоченясь, вскинулась Яга. — И с поводом у меня проблем нет — я те их хоть сто назову, зачем молодой парень на ночь глядя во чисто поле попёрся! А вот тока как именно такое колдовство смертельное изобресть можно было и ктой-то у нас на крещёной Руси подобным богохульством мается — того-то и не ведаю!

— Понятно.

— И не напрягает меня энто, а бесит! Даже вона в озноб бросает. Потому как не наше оно… Не Кощеево, не шамаханское, не честным путём рождённое, а отколь взялось да зачем к нам пришло — даже думать опасаюся…

— Страшнее Карги-Гордыни?

— Не ведаю… В том-то вся и беда. Ничегошеньки мы с тобой сейчас поделать не можем, покуда следующая смертушка не аукнется.

— Неоптимистично звучит, — поморщился я. — Давайте хоть Митьку разбудим, может, он чего полезного разнюхал.

— Охти ж мне, совсем загоняем мальчонку, — привычно всплеснула руками моя домохозяйка. — И так уж, поди, трудится без сна без продыху, ест в сенях, спит на лавке, в выходные работает, уж и не знаю, как маменьке его любезной Марфе Петровне при встрече в глаза принципиальные смотреть буду…

Это всё разговоры, причём исключительно на публику. Самого Митю бабка держит в ежовых рукавицах, и оно себя оправдывает. По крайней мере, тётка Матрёна (классовый враг нашего младшего сотрудника) уже две недели на него не жаловалась. Дежурные стрельцы доложили, что у ворот толокся дьяк, непрозрачно намекал на какой-то должок. Скорее всего, речь о компенсации вчерашней самогонки, но ведь пили-то все, чего ж он с одного меня пытается затраты окупить? Хотя по логике вещей с царственной четы разве что пряник получишь, а на немецкого посла он давить боится — господин Шпицрутенберг на расправу крут. Да и немцы у себя в слободе не спрашивают паспорт или гражданство — одет неопрятно, не умыт, не расчёсан, лапти за три метра не блестят — пороть!

— Никитушка, глянь-кось в оконце, — прервала мои мысли Яга. — Кажись, твой Кнут Плёткович заявился! Грех на мне, не люблю я этих немцев — ножки тонкие, ряхи красные, а пузо пивное так и висит… Да и пахнут не по-нашему — не хлебом ржаным и молоком, а шнапсом с сосисками! Тьфу ты, сам с ним разговоры веди, а я в уголке отсижуся.

— Но он же посол всё-таки, хоть чаем угостить надо, неудобно…

— Кому неудобно, мне?! Я вона как удобственно у печки тёплой присела, а чаю твоему послу пущай вон хоть Олёнка подаст… А Назимушку моего и тревожить по таким пустякам не моги!

— Кнут Гамсунович, кого я вижу?! Заходите, — тепло приветствовал я пожилого, тощего немца, с поклоном входящего в горницу. Что бы ни говорила о нём глава экспертного отдела, мы с гражданином Шпицрутенбергом старые друзья, ещё с дела о заговоре Чёрной Мессы. И потом не раз немецкий посол своей законопослушностью и верностью долгу только закреплял наши дружеские отношения. Опять же кофе он нам поставлял весьма приличный. Пусть, кроме меня, его и не пил никто, но кофе всё равно был хорош!

— Рад приветствовать, герр Ивашов. — Немец крепко пожал мою руку. — И вам моё искреннее уважение, фрау Яга! Ваша гроссмутер уникальна в своих талантах, и я был бы счастлив вручить ей небольшой презент…

— Что ж не большой-то? — чуть ворчливо, но заинтересованно подняла ушко моя домохозяйка.

Посол сунул руку за пазуху и вытащил чашку мейсенского фарфора. Такую тонкую и изящную, что казалось, сквозь неё можно было смотреть во двор. Золотой ободочек, голубая роспись цветочками и плюс звонкое блюдечко в пару. Бабка сомлела на глазах…

— Спасибо, Кнут Гамсунович, присаживайтесь. — Я поспешил усадить посла за стол. — Подарки всегда приятны, но вы ведь редко заходите в гости просто так. Что-то случилось?

— Данке шён, — машинально откликнулся он, опускаясь на скамью. — Право, даже не знаю, как начать… Русская полиция не обязана расследовать проблемы суверенной Немецкой слободы, но… тем не менее… мне хотелось бы верить, что если мы как честные немцы платим налоги, то… Гутен морген, фрейлейн!

— Гутен таг. — Из моей комнатки сверху бесшумно спустилась Олёна. — Не откажите в любезности чаю с нами откушать. А уж сыскной воевода и сотрудница его главная вам советом помогут. Мало ли какие беды у кого возникнуть могут, затем и участковый у государя на жалованье состоит.