Читать книгу "Конкурс - Надежда Белякова"

Столько разных заработков в жизни, по которой шла она одна с ребенком «стиснув зубы», пока не появились первые гонорары за ее сценарии. Но и тут лица новых хозяев жизни, новых заказчиков, сменивших тех, прежних функционеров, тайно тоскующих о поэтических Олимпах социальной смелости и эпатажности, оказались гораздо гаже в 90-х годах, чем те, прежние. Эти наглые купчики вовсе не церемонились и отнюдь не стремились к поддержанию имиджа утонченных ценителей, меценатов или пиитов. Получив готовый сценарий, уже снимая по нему фильм, нагло морочили ей голову, что заплатят позже.

Однажды, доведенная до отчаяния таким продюсером, который ни в какую не оплачивал купленный им у нее сценарий, она явилась в офис к нему без звонка с четырехлетним сыном. Выслушав очередной скулеж продюсера о том, что самому есть нечего, что денег нет, она резко подняла раскапризничавшегося сыночка, которому, конечно, полагалось днем спать, а не ходить с мамой по наглым продюсерам, чтобы видеть, как нужно выколачивать из них честно заработанные гонорары. Она усадила малыша прямо на стол продюсера. Взяла и усадила, не обращая внимания на его монологи о безденежье. Ребенок тотчас взбодрился и обрадовался всяким интересным штучкам и бумагам на столе продюсера. Редкие в те времена разноцветные шариковые ручки, пепельницы. А главное – печать с железной коробочкой, на дне которой лежал пропитанный темно синими чернилами поролон, о который так весело пачкать руки и оставлять следы пальцев на документах. Все это закружилось, завертелось в руках малыша, который тотчас принялся делать каля-маля на лежащих на столе продюсера документах, договорах, сметах и других важных документах. И это впервые за последнее время затяжного безденежья развеселило Stylо настолько, что она просто плюхнулась на диван, с хохотом и умилением глядя на сына, проворно комкающего важные документы, топчущего и разрисовывавшего их одновременно. Это привело продюсера в бешенство. Он требовал, чтобы она убиралась из офиса вон. Чтобы убрала ребенка со стола. Что ребенок портит важные документы. Но это не испугало ее. А наоборот, она почувствовала пьянящую радость освобождения от страхов, унизительных и отвратительных, что – обманут, не заплатят, что роль просительницы будет вечным кошмаром ее жизни. А тут как нельзя кстати ее малыш вдруг замер и, задумчиво посерьезнев, оставил свои игры на столе, выпрямился и вдруг завыл: «Пи-пи!!! Ка-ка!!! В туалет!!!»

– Нет! Нет, не надо в туалет! А прямо здесь! На столик дяде сделай все и сразу! – закричала она в кураже, с таким воодушевлением, что могла бы закричать просто – «В атаку!!!» Но произнесла она отчетливо, вскочив с дивана, с каким-то азартом и уже протянув руки к веселым красным пуговицам на комбинезоне сынишки, чтобы расстегнуть и снять, крикнула:

– Начинай, сынок!

Продюсер с тупым рычанием рванул к сейфу. Дрожащими руками набрал шифр, отпер и распахнул толстую железную дверь сейфа и стал отсчитывать деньги, которые задолжал ей. Сейф был плотно забит купюрами и упаковками французских духов.

Как обменивают шпионов на границе, так и они с продюсером обменяли пачку денег за сценарий на освобождение офисного стола продюсера от ее сына и спасение документов продюсера от потопа и…

Тот фильм, снятый по оплаченному таким образом ее сценарию, всего через несколько месяцев сделал ее знаменитой на всю страну сценаристкой.

Но вечер того дня был самым счастливым в ее жизни. Потому что вернулась она домой с сынишкой на такси, завалив салон машины полными пакетами еды. Усевшись на заднем сиденье такси с сыном на коленях, она, не дожидаясь, когда приедет домой и доберется до кухни, распаковывала прямо машине что-то пьяняще вкусно пахнущее. И они с сыном с наслаждением откусывали какие-то немыслимые еще утром этого дня деликатесы. Жуя их с наслаждением за три последних особенно голодных месяца 1992 года, полуголодного и дефицитного на все товары. Это был период очередей и пустых прилавков в постсоветских магазинах. Таксист включил радио. И шум дороги, гул большого города смешались со шлягером тех лет: «Два кусочечка колбаски день и ночь лежали на столе. Ты рассказывал мне сказки, только я не верила тебе!» И таксист, улыбаясь, смотрел на нее и сынишку в зеркало обзора и думал, глядя на них: «Вот счастливые!»

Это было тогда, в 90-х годах, а сейчас она смеялась, вспоминая об этом, признаваясь самой себе в том, что и из этих воспоминаний триллер не выкроить.

10. Бур

Зоя подошла к мужу с какими-то салатами и закусками. Она была явно недовольна тем, что Бур не ко времени «прилип» к ноутбуку. Она не выдержала и раздраженно заметила ему:

– Медом тебе этот ноутбук намазан, что ли? Сейчас с зятем знакомиться будешь! Ну что там такого интересного написано? Что тебе сейчас важней встречи с будущим зятем? Она стала читать вслух то, что он писал, заглядывая через его плечо.

Это раздражало Бура, и он молча вышел покурить в кухню.

А она полушепотом продолжила читать то, что написал Бур, опасаясь, что муж, застукав ее за этим занятием нарушения границ семейной этики, рассердится теперь уж не на шутку.

– Ретроспектива. Это должно разворачиваться на экране. В конце сцены – крупный наезд на лицо убийцы. Текст – закадровый текст:

«Последнее, что увидел Бур, а вернее, что успел он подумать: – это лицо того парня, что всадил нож ему в живот. Только пачки заработанных купюр, которыми он в дорогу обмотал тело, спасли ему жизнь. Глаза голубые, шрам, рассекающий левую бровь, и дорогой безвкусный перстень с бриллиантом на мизинце той самой руки, которой он сжимал нож, который он и вонзил, чему-то усмехаясь, прямо в печень Бура. Но больше примет, особых примет, не приметил. Бур, стремительно погружаясь во тьму, отметил: «Особых примет нет!» – последнее, что мелькнуло в его сознании».

Зоя чуть не выронила салат в хрустальном салатнике, когда в комнату вернулся Бур. Единственное, что она смогла из себя выжать:

– Я же тебя просила!!! Не надо об этом! Тем более – сегодня! Все, хватит!!!

Бур, видя, что Зою сильно взволновало прочитанное, попытался ее успокоить:

– Да ты не то читаешь! Смотри! Вот – забавное: некая Stylо пишет, что предпочитает не участвовать в конкурсе «Триллер», а подождать, когда конкурс займется «Любовью». Смешно… правда? Да?

Их дочка, Олеська, старательно причесанная и празднично одетая в этот день, заглянула в кабинет Бура. Нетерпеливо поторопила родителей:

– Мам! Пап! Ну, чего вы там? Пап, что ты, в писатели заделался?! Прикольно! А ник у тебя какой?

Бур, не выключая компьютер, взялся за поднос, забирая его из рук жены. Они вышли к дочери, словно стряхнув с себя груз воспоминаний. Бур стал помогать накрывать на стол. Он увлекся сервировкой стола и подготовкой квартиры к приходу гостя. Зоя среагировала на незнакомое ей слово «ник» и, выдержав паузу, все же спросила его:

– А что это за ник такой? Почему не знаем?

Дочка Бура, видя, что Бур не на шутку увлекся сервировкой, опередила отца:

– Ну, как раньше, для красоты и чтобы близкие не догадывались и родственнички не насмехались, писатели псевдоним брали.