Читать книгу "Девушка полночи - Катажина Бонда"

– Я горжусь вами. Учитесь и уважайте родителей. Вас так много, что, даже когда нас не станет, вы не будете одиноки, – поднял тост захмелевший отец.

Малыши поглощали сладости. Моника, не утратив серьезности, обменялась взглядами с Пшемеком. Младшая, Лилька, прижалась к ней, засыпая. Все хорошо знали этот тост. Отец повторял его каждый год.

Вдруг в дверь позвонили. Эльжбета с волнением осмотрела стол. Она забыла поставить традиционную лишнюю тарелку для одинокого странника. Впервые в жизни. «Старею», – подумала она, после чего встала и пошла на кухню за дополнительными столовыми приборами.

– Открой, – сказал отец Монике. Она сидела ближе всех к входной двери.

Девушка встала, поправила волосы. Остальные замерли в ожидании. Через мгновение они услышали лишь «Добрый вечер» и громкий хлопок закрывшейся двери. Моника, вместо того чтобы вернуться к столу, побежала в комнату девочек и закрылась там. Мать выглянула из кухни с тарелкой в руке, вилка вывалилась из ее рук.

– Доченька… – Эльжбета постучала в дверь, за которой спряталась Моника.

– Я сейчас, – ответила та.

Пшемек сорвался с места и выглянул на лестничную клетку.

Перед ним стоял Мартин Старонь, его лучший друг. Они не виделись три недели. Из рюкзака он вынул деревянный пистолет, который был отлично сделан, выглядел как настоящий. Пшемек пару секунд сомневался, но все-таки взял игрушку и быстро сунул ее за ремень брюк, отцовских, свадебных.

– Чё тебе надо?

Мартин протянул ему маленькую коробочку.

– Можешь передать ей это? Я хотел извиниться.

– Иди отсюда, – прошипел Пшемек. – Пока отец тебя не порвал в клочья.

– А что случилось? Я хочу знать.

– Случилось, старичок, – отчеканил друг. – И не приходи сюда никогда больше.

Дверь открылась, из нее выглянул Мазуркевич. Мартин успел быстро спрятаться за углом.

– Пшемек, кто там? – с беспокойством спросил отец.

– Все в порядке, пап. Возвращайся к маме и девчонкам, – успокоил его сын.

Эдвард смерил его настороженным взглядом, потом кивнул и исчез за дверью. Пшемек двинулся за угол. Мартин стоял прижавшись к стене. Губы сжаты, глаза стеклянные. Больше ни один из них ничего не сказал. Оба понимали, что ничего уже не изменить. В конце концов Мартин двинулся к выходу, но, подойдя к лестнице, остановился.

– Если я могу что-то сделать… Если ты хочешь отомстить за нее… – Он пытался говорить, голос его сильно дрожал и ломался. – Это моя вина.

В глазах Пшемека он рассмотрел искорку понимания.

– Завтра около пяти. Там, где обычно, – бросил приятель. – Жди около киосков, пока не приду. И найди какой-нибудь ствол. Настоящий.

– Откуда? – спросил нерешительно Мартин. – Может, заявить в полицию?

– Он пьет с полицейскими, идиот, – прохрипел Пшемек. – Будут ее таскать по допросам, показывать пальцами. Невозможно будет спокойно по городу пройти. Мать сойдет с ума. Никто и никогда не должен ничего узнать. Но он заплатит.

Я все продумал. Принцип бумеранга. Что бы ты ни сделал, все вернется к тебе сторицей. Это не грех. Почитай Старый Завет.

– Я попробую, – пообещал Мартин и протянул подарок для Моники. – Передашь ей?

Пшемек покрутил в руках небольшой предмет. Упаковочная разноцветная бумага, бантик.

– Что это?

Мартин повел плечами:

– Кассета. Там есть песня, которая ей нравилась.

Вальдемар считал, что море в Польше красивее всего зимой. Перехлестывает даже через волнорез. Ночью оно густое, как кисель, трупно-синее. Днем на несколько тонов светлее. Бирюзовое, когда светит солнце. Только в это время года горизонт иногда совсем пропадает. Вода сливается окраской с небом, как будто вокруг тебя бурлящая пучина, а дальше только тьма над бездной. Все, что было, есть и будет, – все в этой грязной синеве с оторочкой из белой пены, когда стихия впадает в гнев. Олицетворение времени, которое только здесь и сейчас способно остановиться. Летний, открыточный вариант, которым все восторгаются и к которому стекаются во время летних каникул, чтобы толкаться как сардины в банке, совершенно не производил на Вальдемара никакого впечатления. Он воспитывался в Теремисках, деревеньке, затерянной в Беловежской Пуще. Зеленый был его любимым цветом: земля, надежда, стабильная жизнь. Зубры, прогуливающиеся по шоссе Хайнувка – Белая Вежа, были для него обычным зрелищем, так же как и дикие кабаны, выкапывающие посаженную отцом картошку. Ничего другого земля в тени леса родить не желала.

Он впервые увидел море, когда ему было двадцать шесть лет, то есть три года назад. Никому не говорил об этом. Собственно, он даже и не смог бы этого сделать. В течение двух месяцев он забыл о своих корнях, настоящей фамилии, поверил в новую биографию. Дама, преподающая этикет, научила его правильно есть, одеваться. Пожилая актриса истребила его восточный акцент. Раньше он был никем, кое-как закончил техникум в Пиле – так называли полицейскую школу ее выпускники. Потом поступил в Щитно в высшую школу полиции, но уже через год бросил учебу. Зарабатывание денег было важнее.

Отец сначала страшно пил, тем более что в сарае у него было налажено массовое производство самогона. Белорусского виски. Продавал он его не только местным. В конце концов папаша помер, оставив мать без средств к существованию, с заложенной пасекой и выводком детей. Вальдемар с тринадцати лет был главным кормильцем семьи. Ему пришлось смириться с тем, что мечты о подвигах и защите отечества от преступников воплотятся в ком-то другом, а не в нем. В ком-то богаче, успешнее, чем он. В ком-то с менее сложным прошлым и настоящим. Он проводил время в патрульных машинах и коллекционировал банкноты. Превысивших скорость бедолаг он отпускал за небольшое вознаграждение. Штраф выписывал каждому пятому. В его отделении все так подрабатывали на жизнь.

Ему повезло. Коллеги брали ночные дежурства на частных парковках или пристраивались вышибалами в стриптиз-клубах. В один прекрасный день новый начальник потребовал проверки отделений, обслуживающих радары контроля за скоростью. Дело имело почти политический резонанс. Комендант страстно желал продемонстрировать быстро растущие столбики на графиках. Их отдел подозревался в коррупции, за всеми велось наблюдение. Завербовали нескольких информаторов. Выяснилось, что Вальдемар и его напарник были наиболее коррумпированными из всех патрульных тандемов. С помощью подставного лица их обвинили в принятии взяток на сумму несколько миллиардов злотых. Ему грозило увольнение и строгий выговор. Таких же, как он, взяточников выявили около тридцати человек. Большинство не признавались, упирались, твердили, что не виноваты. Некоторые до сих пор занимают свои должности, многие продвинулись по служебной лестнице. Кое-кто перешел на темную сторону. Преступные группировки охотно принимали следователей со связями.

Он изображал героя. Сказал комиссии правду. Да, он брал по пятьсот злотых за превышение скорости, но предпочел бы заниматься чем-нибудь совершенно иным. Рисковать жизнью, гоняться за преступниками, а не торчать у дороги с камерой. Какой в этом всем смысл? Злостные нарушители все равно заплатят кому надо и избегут наказания. Люди, дающие ему взятки, – обычные обыватели, были только благодарны ему. И, несмотря на то что он всегда считал себя невезучим, на этот раз кто-то наверху был милостив к нему. А может, он оказался нужным? Высокопоставленный полицейский чиновник оценил его наивный идеализм. На ситуацию повлияло также и то, что выглядел он тогда как философ сельского разлива, хотя сам был уверен, что походит не менее чем на Рембо. Всего сто семьдесят три сантиметра роста плюс шея каменотеса. В итоге он был уволен по статье, с выговором и приговором суда.