Читать книгу "Жизнь и Любовь (сборник) - Евгений Бузни"

Но ах, какая неудача – синица успела вспорхнуть, хотя тут же села и опять совсем близко, ну вот же у самого носа. Ещё прыжок, и опять неудача – синица взлетела, но, может быть, в последний раз, потому что опять упала на ветку рядом. Куница делает огромный прыжок. Ветка сливы пригибается под тяжестью тела, а птица перепорхнула на соседний каштан. Погоня началась. Куницу охватила страсть охоты и жгучее желание добычи.

Я в изумлении наблюдал, как смелая птица, казавшаяся такой беспомощной на сливе, выскальзывавшей буквально из пасти хищника, теперь легко перелетала с ветки на ветку, увлекая всё дальше и дальше стремительно несущуюся за нею куницу.

Глупый зверь не уловил хитрости смелой птицы, готовой ценой своей собственной жизни спасти маленьких беззащитных птенцов. Не всяк человек так сможет.

К слову сказать, случился у меня однажды разговор с женщиной немолодой. Она уверяла меня, что ни в каком случае, и ни при каких обстоятельствах не будет обращаться в милицию за помощью, так как доносительство не в её характере. Я возразил, говоря, что доносительство доносительству рознь. Одно дело доносить на кого-то ради собственной выгоды и совсем другое, когда речь идёт о спасении чьей-то жизни. Она не соглашалась, и я предложил ей ситуацию вполне жизненную, когда, к примеру, моя собеседница оказывается на перекрёстке улиц и видит, как в конце одной улицы преступники грабят или даже убивают человека. Сама женщина ничем помочь не может, между тем, на другой улице она видит милиционера. Спрашиваю, скажет ли она блюстителю порядка о грабителях. Она ответила, что не обратится за помощью к милиционеру.

Я усложнил задачу, предположив, что в подобной же ситуации она видит, как кто-то собирается взорвать дом и это преступление женщина может предотвратить, обратившись немедленно в милицию. Ответ, к моему изумлению, был опять отрицательным.

Тогда я задал совершенно сложную задачу для матери, а женщина была ею. Я сказал, что в доме, который собираются взорвать находится её ребёнок, и только милиция в состоянии предотвратить несчастье. В это трудно мне было поверить, но в ответ прозвучала фраза: «От судьбы не уйдёшь».

Так вот мне кажется, что синица, спасавшая своих птенцов, рискуя своей жизнью, к счастью, жила по их природному инстинкту, не имея разума моей собеседницы.

Но я отвлёкся и прошу простить. Мы ведь о другом совсем. Вернёмся к даче. Мне-то думалось, что она принадлежит мне, но вскоре я понял, что настоящими хозяевами на ней являются две трясогузки. Во-первых, они поселились под стрехой крыши дома раньше, чем я приобрёл эту дачу у прежних хозяев. Во-вторых, они появлялись на грядках и дорожках, когда хотели. А после одной удивительной картинки, свидетелями которой были в этот раз мы с женой, нам пришлось решительно зауважать трясогузок и признать в них хозяев.

Случилось это, правда, после целого ряда других маленьких происшествий. Первое время нам приходилось выполнять на даче очень много физической работы. Дело в том, что большая часть земли заросла сорной травой так, что даже культиватор "Крот" был не в состоянии справиться со вспашкой твёрдого, цепко схваченного растениями земляного покрова. Приходилось браться сначала за лопату, перекапывать тот или иной кусок земли, удаляя корни одуванчиков и прочей нечисти.

Трясогузки внимательно следили за этим процессом и время от времени слетали вниз на перекопанный участок, но довольно далеко от меня. И всё же было приятно заметить, что им нравится наша работа. Я копаю, вожу на тележке песок, затем удобряю навозом, а жена всё это обрабатывает цапкой и граблями, после чего делает грядки и сажает то ли морковь, то ли редиску, свёклу, кабачки и прочие овощи, сдабривая одних суперфосфатом, других нитрофоской и другими полезными удобрениями, рекомендуемыми умными книжками. Завершается всё поливом. Но это только на бумаге так быстро. На самом же деле каждый овощ требует, свих сроков посадки, своей агротехники, и, конечно, много сил и времени.

Однако работа на воздухе доставляет ни с чем не сравнимое наслаждение. Это вам не бумагами шуршать на столе. Хоть и не лёгок физический труд на земле, а душу радует. Ведь очень хочется, чтобы то, во что ты столько сил вкладываешь, вдруг потом выглянуло зелёными росточками из-под земли и потянулось к солнцу, веселя глаз нежной зеленью.

За непрерывной работой, когда нужно успеть к сроку и вскопать, и посадить, и от холода ночного плёнкой укрыть, забывали иногда о наших трясогузках, да только они о нас помнили всегда и держали нас в поле зрения постоянно.

Я по своей московской писательской привычке за рабочий стол садился и здесь на даче поздним вечером, если заполночь можно так назвать. В городе-то я обычно днём по организационным делам всяким бегаю, а писать сажусь, когда никто ни разговорами по телефону, ни другими способами не отвлекает. Так и на даче повелось, поэтому и просыпался, естественно, поздно. К жаворонкам, в этом смысле, никогда не относился, всё больше к совам.

А спать нам, между прочим, нравится наверху в мансарде. Окна там большие, воздуха свежего много, в мае ночью соловьиные трели хорошо там слышны. Одно плохо – комары заедают. Но мы к ним привыкли в путешествиях по Африке и Азии. Привыкли не к их укусам, а к борьбе с ними с помощью москитных сеток, то есть без этой защиты спать не ложились. Так и здесь. Развесили над кроватью зеленоватый полог из сетки и спим себе. Жена, в отличие от меня, как раз жаворонок и потому поднимается обычно ранним утром.

Вот в один из таких дней, когда жена уже бегала по грядкам, выдёргивая то там, то тут сорняки, а я ещё спал, донеслось до моего сонного слуха знакомое чивиканье. В первое мгновение мне показалось, что во сне птица ко мне прилетела, но уж очень явственно слышался голос. Открываю глаза и вижу перед собой на платяном шкафу сидящую трясогузку.

Заметила она, что я глаза открыл и снова: «чивик-чивик!» будто хочет сказать: «Чего спишь? Поздно уже. А ну поднимайся и за работу».

Ну, братцы, я опешил. Бывало, конечно, и раньше, что в комнату ко мне птицы залетали, но то было в других местах, и залетевшая птаха обычно начинала метаться по комнате в поисках выхода. Думал я, так будет и теперь. Лежу неподвижно, чтобы не испугать нашу трясогузку, а сам прикидываю, как она могла залететь и сможет ли сама вылететь. Окна у нас всю ночь открыты, но занавешены шторами. Стало быть, птица юркнула между шторой и стеной. Ладно, придётся, думаю, встать и отдёрнуть штору, а то сложно будет пернатой выбраться. Да только вижу я, что трясогузку ситуация никак не волнует. Сидит себе на шкафу, на меня смотрит и чивикает, вроде как продолжает будить, боясь, что опять засну. Со мною так бывает. Но я всё же выбираюсь из-под сетки и иду к окну, что ближе к шкафу. Трясогузка не заметалась, а спокойно перелетела к моей кровати и устроилась на москитной сетке.

Я отдёргиваю штору, становлюсь рядом со шкафом и замираю неподвижно, чтобы не пугать птицу своими лишними движениями. А она и не боится. Сидит себе, глазёнками на меня уставилась и «чивик-чивик!» Что, мол, стоишь? Иди, работай.

Ну, постоял я так минут пять и решил: «Действительно, чего я волнуюсь? Она этот дом лучше меня знает. Живёт в своём гнезде как раз над окном», и пошёл себе, спустился на первый этаж да и в сад, а трясогузка уж там летает. Жена заметила, как она из окна выпорхнула и догадалась, что красавица наша будить меня летала. И то правда – солнце давно вышло, пришло наше время завтракать и за работу приниматься.