Читать книгу "Записки безумной оптимистки - Дарья Донцова"

— Ага.

— Аркадьевна?

— Абсолютно точно.

— Что же вы мне голову морочите! — воскликнул он и вывел жирную пятерку. — Ступайте, душенька, ваше знание истории выше всяких похвал. Можете гордиться, потому что получили самое честное «отлично».

В полном недоумении я выпала из аудитории, совершенно не понимая, что за метаморфоза приключилась с преподавателем.

Уже потом, учась на журфаке, я сообразила, в чем дело. Я сдавала историю первой, вошла в аудиторию ровно в девять утра, а моему экзаменатору забыли вовремя подать список тех, кого не надо «валить». Родители и словом не намекнули дочери, что ее станут подстраховывать, я целый год бегала по репетиторам и могла гордиться собой, я бы сумела все сдать и без поддержки. Но папа все-таки нажал на нужные кнопки.

Университетская пора запомнилась мне как череда бесконечных экзаменов и зачетов. Я боялась их ужасно, и одна лишь мысль о надвигающейся сессии доводила студентку Васильеву до нервной дрожи, хотя никаких оснований для ужаса не имелось. Наши преподаватели были совсем не звери.

Профессор Западов, например, принимая зачет, демонстративно раскрывал «Литературную газету» и углублялся в чтение.

Студенты лихорадочно шелестели учебниками, вытаскивали из всех мест шпаргалки, профессор оставался невозмутим. Потом он, кивая, выслушивал ответы, ставил всем пятерки и уходил. Однажды я не удержала на коленях очень толстый том, и он с громким стуком рухнул на пол. Аудитория замерла, уж такого Западов не мог не заметить! Профессор спокойно перелистнул страницы «Литературки» и сказал:

— Груня, у тебя упала промокашка.

Вся группа тихо захихикала, а я почувствовала себя хуже некуда.

Преподаватель предмета «Теория и практика советской партийной печати», в просторечии «тыр-пыр», обычно стоял на кафедре и тихо бубнил что-то скучное. В качестве теории мы изучали статью В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», а из практики я помню только названия шрифтов.

Полной противоположностью «тыр-пырщику» была дама, преподававшая античную литературу, Елизавета Кучборская. На ее лекции мы приходили, как на спектакль. Во-первых, Кучборская великолепно знала материал, во-вторых, каждое ее выступление на кафедре напоминало спектакль. Кучборская переживала, плакала, топала ногами, злясь на Ахилла, возмущалась вредному характеру Елены Прекрасной и тихо презирала Пенелопу. Она могла заявить:

— Этот Минотавр! Гнуснее животного мне не пришлось более никогда встретить!

И вы начинали верить в то, что преподавательница не так давно убегала от Минотавра, путаясь в лабиринте, сидела в Троянском коне, плыла вместе с Одиссеем между Сциллой и Харибдой, сражалась с Циклопом и заливала уши воском, дабы не услышать пения коварных сирен. Я частенько забывала записывать ее лекции, просто сидела, развесив уши. Одно плохо, вы никогда не знали, чего ждать от нее на экзаменах. Однажды Кучборская выбросила в окно зачетки всей нашей группы, просто обозлилась на кого-то и пошвыряла синенькие книжечки за подоконник. Мы ползали потом по клумбам, собирая их.

Однажды у нас приключился казус, после которого вся группа чуть не побила меня. Нам предстояло сдавать экзамен Кучборской. Студенты расселись за столами, ожидая преподавательницу.

Я же, накануне решив поэкспериментировать с цветом волос, купила краску, тщательно соблюдая инструкцию, развела ее, подождала полчаса, смыла и… О ужас! Увидела вместо легкой рыжины иссиня-черные пряди. Продавщица перепутала упаковки, вместо «лесной орех» выдала мне «черный бархат». Поэтому я стала похожа на ворону. Смыть краску оказалось невозможно, и пришлось идти на испытание в образе цыганки Азы.

Кучборская, как всегда, вихрем влетела в аудиторию, побежала по проходу и замерла около меня.

— Господи! — воскликнула преподавательница, — вот так, на мой взгляд, должна выглядеть Маргарита. Роковая брюнетка, женщина, при виде которой Фауст потерял весь ум. Да, не блондинка, ни в коем случае! Только черноволосая, с голубыми глазами. Удивительно, прекрасно, волшебно, нет слов! Груня, я ставлю тебе пятерку, молодец, заслужила, можешь уходить. Остальных попрошу взять билеты.

В полном изумлении я выпала в коридор, мне никогда не удавалось ни до, ни после этого случая получить «отлично» за цвет волос. Но Кучборская была совершенно нестандартна.

Всем остальным в группе она поставила «два»! Причем, расписываясь в зачетках, вздыхала и повторяла:

— Нет, вы не Маргарита, вы пудель!

Сами понимаете, какое острое желание надавать мне тумаков испытали все мои сокурсники, им пришлось идти на переэкзаменовку. Но какой бы непредсказуемо капризной не казалась Кучборская, преподавателем она была гениальным. Описание щита Ахилла я помню наизусть до сих пор.

К сожалению, в мое время на журфаке изучали еще и кучу всяких неудобоваримых предметов: научный коммунизм, историю партии… Это был совершеннейший ужас. Требовалось назубок знать даты всех съездов КПСС, рассказать их повестку дня, назвать основных выступающих, в общем, полный мрак. С огромным трудом прорывалась я и сквозь дебри таинственных наук: политэкономии и бухучета. Еще нам преподавали логику. Вы не поверите, но я ходила сдавать ее семнадцать раз. Причем с теоретической частью проблем у меня не было, я «тонула», когда препод предлагал решить задачу.

И полная катастрофа случилась с физкультурой. Дело в том, что журфак был расположен и находится сейчас напротив Кремля. Физкультурой же нам предлагалось заниматься на Ленинских горах. А теперь представьте, что вам предстоит встать в шесть утра, выйти в семь под проливным дождем из дома, потом ехать почти час до станции метро «Университет». Затем топать довольно далеко пешком, а все ради того, чтобы попасть в спортивный зал! Я, между прочим, с детства ненавидела физкультуру и не испытывала никакой радости при виде брусьев и шведской стенки. Поэтому благополучно прогуляла на первом курсе абсолютно все спортивные занятия. Я заводила вечером будильник полная решимости встать и отправиться в зал со снарядами, но утром взгляд мой падал на темную улицу за окном, рот начинала раздирать зевота, и я забивалась под одеяло, говоря себе: «Ничего, один разочек пропущу, никто и не заметит». И в результате меня не допустили к сессии. Впереди замаячил призрак отчисления. Я перепугалась безумно. Старшекурсники посоветовали найти нашего декана Ясена Николаевича Засурского и пасть ему в ноги. Ясен Николаевич, человек редкой доброты, был не способен отказать студенту в просьбе и обычно разрешал всем прогульщикам прийти на экзамены.

Но у Засурского имелась заместительница по учебной работе грозная Марина Ивановна. Вот уж от нее пощады ждать не приходилось. Она вышла из своего кабинета и мрачно заявила: — Васильева, не прыгай тут, все равно ничего хорошего не получится. Ясен Николаевич в Америке читает лекции.

Засурский — крупнейший литературовед, специалист по Драйзеру, частенько ездил в США. Положение казалось безвыходным, на помощь пришла Машка.