Читать книгу "Русофобия. Антироссийское лобби в США - Андрей Цыганков"

Украинский кризис подорвал позиции России в Евразии. Евразийский союз должен был теперь развиваться без Украины, а в самом Киеве к власти пришли антироссийские силы, видящие в восточном соседе своего главного врага. Ситуация укрепила решимость Путина оборонять российские ценности и интересы безопасности. К последним относится Черноморский флот в Крыму, который Москва защитила путем присоединения Крыма. По убеждению Кремля, смена власти в Украине означала возвращение страны к риторике и политике предшественника Януковича Виктора Ющенко, тащившего страну в НАТО, вопреки возражениям России и значительной части самих украинцев. Риторика членства в Евросоюзе без НАТО также не убеждала многих в Кремле, считавших такое членство лишь новым путем в евро-атлантический альянс. Существенным оказался и подрыв российских ценностей в Украине. Смена власти в Киеве укрепила позиции тех, кто во времена Ющенко и при его поддержке стремился подорвать позиции русского языка и чувство исторической сопричастности, связанной с участием в войне с фашизмом. Новое правительство отменило закон о гарантиях русскоязычным и продолжило линию подрыва общей российско-украинской исторической памяти. Среди членов нового правительства оказалось немало тех, кто был политически связан с националистической партией «Свобода», идеологические предшественники которой боролись против СССР на стороне нацистской Германии и участвовали в массовом уничтожении русских, евреев и поляков.

После ломки власти и низвержения Януковича вооруженный конфликт на Украине продолжал расширяться. Ни ополченцы, ни украинские радикалы не собирались соблюдать требования разоружения, зафиксированные в апрельских женевских договоренностях. Сорок человек были заживо сожжены 2 мая в Одессе. Весной и летом вооруженный конфликт на востоке страны принял наиболее ожесточенные формы с использованием тяжелого вооружения с обеих сторон, с быстро растущим числом беженцев и жертв среди мирного населения восточных регионов Украины. Несмотря на кажущийся перевес сил украинской армии, во второй половине августа ополченцы при поддержке России перешли в наступление, взяв в окружение значительные части противника и восстановив контроль над территориями южнее Донецка. Эта победа стала основой заключенного в Минске соглашения о прекращении огня.

В ответ на действия российского руководства ведомые США западные правительства наложили санкции против ряда чиновников России и пригрозили продолжить экономическую изоляцию страны путем введения банковских и секторных санкций. Всю полноту ответственности за кризис в Украине Запад возлагал на Россию, освобождая при этом от ответственности и себя, и киевские власти. Киеву была оказана полная моральная и политическая поддержка, в то время как с Москвой разговаривали лишь на языке ультиматумов и санкций. В июле 2014 года был сбит пролетавший над украинской территорией малазийский самолет, в результате чего погибли 289 находившихся на борту человек. Без проведения расследования случившегося и предъявления каких-либо доказательств ответственность вновь была возложена на пророссийски настроенных ополченцев на востоке Украины и саму Россию. Против российской экономики ввели дополнительные санкции, активное участие в которых принял на этот раз и Евросоюз. В частности, был запрещен экспорт технологий двойного назначения, энергетического оборудования и ограничен доступ российского капитала на европейские рынки50. В ответ Россия наложила свои собственные санкции, ограничив доступ на свой рынок товарам европейской сельхозпродукции.

В целом уровень российских отношения с США и Евросоюзом опустился чрезвычайно низко. Ситуация больше не попадала под определение кризиса двусторонних отношений, но скорее напоминала объявленную России экономическую войну с целью наказания ее руководства за строптивость и установления полного контроля над развитием ситуации в Украине.

Сближение позиций Белого дома и антироссийского лобби

Такого рода обстановка благоприятствовала антироссийским группировкам, чьи позиции теперь разделялись многими представителями американского истеблишмента. Истеблишмент больше не нужно было убеждать в том, что Россия представляет собой важнейшую угрозу. Многие разделяли теперь тезис Ромни о России как «главном геополитическом противнике» США. Об этом теперь говорил и восприимчивый к настроениям политического класса президент Обама. Что бы ни происходило в российско-украинских отношениях, Киев представлялся жертвой, а Москва — агрессором. В основных западных СМИ замалчивались вопросы ответственности украинских властей за трагедию в Одессе, массовые бомбардировки мирного населения донецкой и луганской областей, использование фосфорного оружия, трагедию малазийского самолета, прославление или попустительство нацизму и многое другое. Россия превращалась в «негативного другого», через контраст с которым американский политический класс стремился утвердить превосходство собственных идеалов и ценностей. В сознании американцев, как во времена «холодной войны», Россия начинала трансформироваться в новую «империю зла», систематически подавляющую права и свободы граждан и опирающуюся на грубую силу в расширении сферы своего контроля, в противоположность ведомому США «свободному миру».

С точки зрения формирования негативного образа России, работа антироссийского лобби была во многом завершена. Поэтому упор был сделан теперь на вопросах практического характера, то есть оказании давления на Белый дом в целях максимальной изоляции и жесткости в отношении России. Предстояло убедить Белый дом в необходимости идеологической конфронтации с Москвой и замораживания всех ее связей с Западом, а также в укреплении Украины в ее противостоянии с ополченцами (а в будущем и России) и в необходимости вооружения армии Украины и подготовке ее к вступлению в НАТО51. Россия однозначно воспринималась как агрессор, и лишь немногие теперь видели в ее политике по отношению к Украине и Евразии стремление не к территориальной экспансии, а защиту своих позиций. Спор в политическом классе США переместился в область обсуждения лишь двух возможных, не исключающих друг друга вариантов — сдерживать ли внешнеполитические амбиции Кремля, опираясь на потенциал НАТО или изолировать Россию по всему кругу вопросов, включая объявление ей экономической и идеологической войны и ведя дело к отставке Путина и последующему демонтажу «путинской системы».

За первый вариант выступили политики вроде президента Бруклинского института и в прошлом советника президента Клинтона Строуба Тэлботта, который провозгласил возвращение к политике сдерживания в качестве оптимальной «стратегии Запада и миссии НАТО»52. Политику же конфронтации с Россией по широкому кругу вопросов сформулировал недавно вернувшийся из Москвы Макфол, разочаровавшийся в недостаточно жесткой политике Обамы и готовый использовать прежние формулировки непримиримого борца с «диктатурой» Путина. Не добившись на должности посла США в России консолидации антипутинской оппозиции и растеряв остатки авторитета в российском истеблишменте, Макфол сосредоточился на обосновании идейно-политической конфронтации с Кремлем. В программной статье в «Нью-Йорк Таймс» в марте 2014 года он заявил, что зигзаги в отношениях Запада и России закончились, как закончились и ожидания, что ее руководство желает «постепенного подключения к существующему международному порядку». Новый российский режим есть стремящаяся к внешней экспансии и подавляющая внутренних противников диктатура, и, следовательно, противостоять ему по широкому кругу вопросов — необходимость американской внешней политики53.