Читать книгу "Железные волки. Небо славян - Александр Кудрявцев"

Ратияр до сих пор помнил, как она прошла совсем рядом с касавшейся воды веткой, похожая на огромное замшелое бревно с внимательными глазами. Потом обросшая водорослями щука вильнула хвостом и, завалившись на пятнистый бок, ушла в глубину.

«Духи мест показываются тем, кто умеет видеть, – говорил Барсук, – большинство людей просто смотрят. Видят те, на ком поставил мету Другой Мир».

Старик уверял, что у лопарей такие люди становятся шаманами, у северян и славян – скальдами и оборотнями.

«А может, я тоже такой?» – приставал Ратияр. Барсук пожимал плечами: мол, нужно на день солнцестояния найти цветок папоротника – если ты между явью и навью с рождения, цветок этот увидишь.

Маленький Ратияр поверил, пошел искать, но нашел в лесу лишь старшего сына Хрольфа Торольва, храпевшего в обнимку с широкоплечей дочкой кузнеца Ладой. Искушение было сильным – Ратияр чуть ли не с рождения не ладил с насмешливым здоровяком.

Быстро сунул тому между пальцев ног кусочки бересты и поджег. Торольв спросонья так резво крутил колесо задымившими ногами, что гигантские груди Кузнецовой дочери прыгали от смеха, будто ожившие тыквы. Торольв, правда, его выследил потом, напихал в штаны крапивы, но свое прозвище Коловрат именно с той ночи заработал. Так его и звали, пока в дальний поход не ушел и не вернулся.

Ратияр зажмурился от приятного воспоминания и прислушался к доносившимся из села голосам. В ночь на Купалу он уходил из старой крепости сюда, как когда-то, убегая от ежегодной мести Торольва Хрольфсона. Место особенное, причудливое, и если и распускаться цветку папоротника, то здесь, среди огромных витых корней, выступающих из земли, у звонкого родника под охраной древней жабы, живущей в тени тяжелой кроны старой ветлы.

К тому же, краснея, думал Ратияр, с ее вершины здорово видать, как в ночь переплетения яви и нави в единый мир в красном свете костров сплетаются взрослые мужчины и женщины. С рычанием и стонами трутся друг о друга голые тела, своим жаром отгоняя ледяной ветер инобытия и приближая рассвет для мира людей.

Темнел воздух, разгорались костры, удобнее устраивался в развилке Ратияр – и вдруг замер.

Небо наполнилось низким гулом. Задрав голову, Ратияр увидел огромных птиц. Они парили на гигантских неподвижных крыльях с черными крестами в белой окантовке, выстроившись в четкий клин. Крест на хвосте последнего в стае был нарисован с загибавшимися вправо закорючками, точь-в-точь знак солнца, вышитый на рушниках старого Барсука. Ревущие существа несли в себе смерть, и юноше почудилось, что на миг он увидел ее, туго свернувшуюся внутри продолговатых металлических яиц, спрятанных в брюхе у каждого летящего чудища. В голове мелькнуло видение: стальные яйца падают на землю и с грохотом разрывают ее в клочья, а среди взвившихся языков пламени отчаянно кричат люди.

Драконы, подумал Ратияр. Он никогда их не видел, но слышал рассказы о великом ужасе, который летит впереди закованных в железную броню тварей.

Волосы на загривке встопорщились сами собой. Ратияр выдернул из кожаного чехла на шее коготь и крепко сжал его в руке. Черные силуэты скользнули по тихому зеркалу водяной глади.

Под деревом прошелестели легкие шаги. Чудовища растаяли в небе, словно их и не было.

Холонуло сквозняком, и вместе с поднимавшимся белесым туманом на берегу показались смутные фигуры. Не касаясь земли, призраки сомкнулись в круг, в мертвых руках появились инструменты. Потянула душу дуда[21], глухо ударили в сердце ночные барабаны, прошуршало по травам и листьям, и все вокруг словно склонилось в поклоне той, что показалась в полуночном круге, омытая всполохами дальних зарниц, одетая в лунный свет и звездный отблеск.

Ратияр посмотрел вниз и покрепче вцепился пальцами в шершавую кору, чтобы не свалиться.

У зарослей папоротника стояла Ингрид Лед Ладоней. Льняные волосы наполняло лунное сияние и зеленоватые болотные огни.

Ее тело от пят до тонких, чуть выступающих ключиц покрывала затейливая татуировка. Ожившие на коже звери и травы сплетались в прихотливые узоры так тягуче и сладко, что почти ослепший от наготы девы юноша покачнулся от напора горячо прилившей крови.

Ингрид присела, коснувшись кончиками пальцев влажной земли. Встала, потянувшись к звездному небу.

Без всплеска ступила на искрящуюся зеленоватую дорожку и медленно пошла, а поверхность реки дрожала под узкими босыми ступнями. Молчаливая, шла по лунной дорожке, словно призрак, двигалась к огромному пятнистому диску, и Ратияр, подумав, что сейчас она сольется с ним и покинет землю навсегда, услышал ритмичный грохот и не сразу сообразил, что это всего лишь стук его собственного сердца.

Ингрид остановилась посередине реки и пошла к заросшему папоротником берегу, где навстречу с хрустальным звоном разгорался оранжевый шар огня – заветный цветок, искра вспыхнувшего от прикосновения двух миров пламени.

От древесных стволов отделились легкие тени девичьих фигур, заскользили над землей вокруг расцветающего огня. Лед Ладоней опустилась пред цветком на колени и осторожно сняла бутон со стебля. Желтый свет сменился оранжевым, красным, разноцветные огоньки брызнули во все стороны, и Ратияр услышал голоса, будто лес разом заговорил на всех древних языках на свете.

Он видел тревожные сны укрывшихся в норе лисиц, смотрел на луну глазами вожака волчьей стаи, танцевал над поляной вместе с русалками, хохотал на песчаном дне с водяными, читал зеленые мысли древесных богинь. Мир раскрылся вместе с цветком, засияв новыми красками и смыслами, для выражения которых на человеческом языке давно стерлись слова из тех времен, когда Потаенный Народ еще не ушел в холмы и деревья и жил рядом с людьми.

Вот он, клад, вот сокровище! Смотреть – и видеть, слышать – слушая! Вокруг звенят все тайны мира, по венам течет темный ветер, счастливые глаза покалывают звезды, и древняя, вечная, мудрая ночь распускается за спиной гигантскими перепончатыми крыльями, и понимаешь вдруг, что смертно все, все – кроме жизни!

Папоротниковый венок девы возложили на голову Ингрид, она вплела в него цветок и, звонко рассмеявшись, подбросила прямо в руки замершего среди ветвей юноши.

Она подняла лицо, встретилась взглядом, и погас свет, разлились туманы, а крепко зажатый в руках человека венок рассыпался в черную труху.

Побледнели звезды, луна расплылась, забрезжила на востоке желтоватая полоска рассвета. Пелена с низин скрыла поляну вместе с деревьями, а когда первые лучи солнца разогнали его серое молоко, лес был прежним, словно Ингрид Льда Ладоней и Потаенного Народа не существовало и в помине.

Но теперь Ратияр слишком хорошо знал, что это было не так.

* * *

Он полюбил одиночество, бродил по берегу или шел в чащу по секретным тропам. Люди заметили перемену в нем, говорили про колдовство, а один сбежавший из Дублина от нашествия викингов кельт по прозвищу Чертополох сказал, что у него на родине такую тоску называют langoth.