Читать книгу "Палач - Виктор Вальд"

– Пусть только явится. Я готов! – Молодой рыцарь гордо выпрямился. – А насчет епископского подарка… Считайте, что на пять дней он ваш. Только…

– О, ваша щедрость и достойные рыцаря поступки будут вознаграждены и Господом, и людьми. – И, предупреждая вопрос молодого барона, бюргермейстер добавил:

– И, конечно же, моей дочерью…

* * *

Бюргермейстер навалился всем своим большим телом на окованную железными полосами дубовую дверь, и только тогда она нехотя, со скрежетом, подалась и впустила пришедших.

– Здесь хранится все то, что нужно, если враг подойдет к стенам города: оружие, доспехи, смола и другое снаряжение. Думаю, этого хватит, чтобы вооружить половину мужчин города. Хотя почти все они состоят в городских цехах, а обязанность цехов – выставлять для обороны свои вооруженные отряды мастеров, подмастерьев, учеников. Но если у кого не будет своего оружия, город поможет. Беда города – беда каждого горожанина. И наоборот. Иди в тот угол…

Венцель Марцел указал факелом в дальний угол, а затем передал огонь своему спутнику. Тот молча взял факел и побрел в указанном направлении. За ним в нескольких шагах следовал и бюргермейстер. Остановившись перед грудой железа, он продолжил:

– Вот тут находится почти все, что нужно для твоего ремесла. Все это лежит без дела вот уже три года. Тот, кому это было нужно для работы, внезапно умер. Будучи еще нестарым, он не успел приготовить себе замену. С тех времен в городе возникло много проблем, да и беды следуют одна за другой. Но казна пуста. Мы, случается, нанимаем… Однако это бывает в редких случаях. Трудно найти достойного мастера для…

Бюргермейстер не закончил свою мысль. Да и зачем? Этот человек все знает, все понимает. Вон как быстро и со знанием дела он переворошил кучу железа и отобрал самое необходимое из того, что можно применить в его краткосрочной службе городу. Он знает и понимает свое жуткое ремесло. Другого епископ не держал бы при себе. Страшную славу о подземелье Правды заслужил в том числе и этот человек. Было бы интересно послушать его. Но вряд ли это когда-нибудь произойдет. На его губах – печать молчания. И не только епископская, но и собственная.

С того самого вечера, когда разгоряченный вином молодой фон Бирк остался наедине с его дочерью, этот «подарок» епископа не промолвил и слова. Да и его никто ни о чем не спрашивал. Венцель Марцел старательно избегал свидетеля его отцовской слабости, а точнее, предательства дочери. Молодой рыцарь поступал так же, но совсем по другим причинам.

Все дни и ночи «подарок епископа» оставался в комнатушке, расположенной на чердаке дома бюргермейстера и почти не вставал с лежанки. О нем не вспомнили, когда отправлялись на бой с разбойниками, не вспомнили ни на победном пиру, ни позже.

Вспомнили только сейчас. Вспомнили как о кружке, которая очень необходима, чтобы испить то, что трудно пригубить из-за неудобства самого сосуда.

А он и не нуждался ни в ком. Разве что в служанке, которая после того, как он, проголодавшись, поутру спустился в кухню и мрачно посмотрел на нее, стала дважды в день подносить к двери его комнатушки обильную пищу и крепкое пиво.

– Вот и хорошо. Пришло время и тебе послужить, – ласково улыбнувшись, произнес Венцель Марцел.

«Подарок епископа» уже уложил в металлическую корзину для горящих углей все, что ему было необходимо. Теперь он, повернувшись вполоборота, молча указывал бюргермейстеру на огромный двуручный меч и такую же по длине граненую железную палицу.

Венцель Марцел потер рукой подбородок и решительно кивнул ему…

– Назови свое имя…

Разбойник усмехнулся и, попробовав на крепость узлы, связывающие его руки за спиной, сделал шаг к судейскому столу.

– О нем лучше спросить у тех, кто гниет на полях битв во Фландрии и Нормандии. Я хорошо послужил нашему императору.

– Откуда ты родом?

– Я и сам позабыл.

– Признаешься ли ты в тех злодеяниях, что творил на землях имперского города Витинбурга?

Разбойник склонил голову к правому плечу и, притворно вздохнув, ответил:

– Я только воин. Я делаю то, что мне приказывает мой капитан. Лучше его спросите, когда он возьмет в осаду ваш городишко. Вначале он будет удивлен, увидев своих людей убитыми, а затем опечалится, узнав, что другие за тюремными засовами.

Судья Перкель, допрашивающий разбойника, посмотрел на бюргермейстера. Тот молча кивнул.

– Если преступник лжет или отказывается давать понятные суду ответы, я как судья Витинбурга должен применить к нему воздействие через причинение телесной боли.

Разбойник расправил широкие плечи и выпрямился во весь свой большой рост.

– Я храбро сражался. Трижды ранен. Я знаю, что такое боль.

– Боюсь, что ты ошибаешься. – Венцель Марцел повернулся к писцу и тихо сказал:

– Пусть войдет.

Писец угодливо улыбнулся и поспешил к двери. Распахнув ее во всю ширь и крикнув «Входи!», он невольно съежился и почти бегом вернулся к своему месту у краешка стола.

Вошел огромного роста мужчина. Внимательно осмотревшись, он остановил свой взгляд на бюргермейстере.

– Знай свое дело, палач! – строго велел Венцель Марцел и медленно опустился на неудобную скамью.

Палач сбросил с головы капюшон. Разбойник икнул и, не отдавая себе отчета, отступил на несколько шагов. Теперь он с явно видимым волнением следил за входящими в комнату стражниками. Один из них на вытянутых руках внес раскаленную от пылающих углей железную корзину. Второй – полотняный мешок. Третий, как особое сокровище, нес огромный двуручный меч и сверкающую гранями тяжелую палицу.

Все это стражники с большой осторожностью сложили в углу и выстроились у стены.

Коротко кивнув, палач расстегнул бронзовую застежку своего плаща и широким кругообразным движением сбросил его с плеч. От этого воздух, казалось, упруго разошелся по комнате, потревожив пламя настенных факелов и заставив их светить еще ярче.

– Если так, то…

Но разбойник не успел договорить. Правой рукой палач нанес ему короткий удар под дых. Верзила тут же рухнул на каменный пол и стал судорожно хватать воздух широко открытым ртом.

– Разденьте его, – тихо произнес палач.

Стражники, пораженные увиденным, тут же поспешили к лежащему на полу разбойнику. Пока они возились с одеждой, не жалея ни швов, ни тесемок, палач развязал полотняный мешок и стал медленно раскладывать на нем орудия своего ремесла.

Как ростовщик с особым вниманием и уважением раскладывает монеты, сортируя их по стоимости и изношенности, так и палач стал перебирать клещи, зажимы, крюки и сверкающие острейшими кончиками иглы.

Зная, что сейчас за ним следят все находящиеся в комнате, палач не спешил. Казалось, его руки и глаза под полуприкрытыми веками знакомятся с понятными ему, но пока еще новыми для него орудиями труда умершего мастера.