Читать книгу "Сиреневый ангел - Дмитрий Вощинин"

– Неужели можно рисовать одну картину всю жизнь? – удивился он.

– Очень даже можно…, задумчиво улыбался дед.

Его поразила увиденная «Богоматерь с младенцем» работы Бруни. Мадонна как бы в забытьи, а младенец начинает собственное движение с глубоко взрослыми проникновенными глазами.

Перешли в зал Василия Перова. Его удивительно искренние и пропитанные любовью к чаяниям простых русских людей картины – «Проводы покойника», «Тройка», «Приезд гувернантки», «Чаепитие в Мытищах», «Странник» всегда привлекают множество людей.

Владика заинтересовали «Птицелов», «Рыбак», «Охотники на привале», а деда, видимо, недавно взятая из запасников или приобретенная – «Никита Пустосвят». Проходя дальше по залам, мальчик молчаливо обратил внимание на «Не равный брак» Пу кирева.

Убедительный в нравственных противоречиях и неповторимый Николай Ге притягивал внимание своими знаменитыми работами «Что есть истина?» и «Тайная вечеря».

– О чем спорят эти люди? – удивился мальчик.

– …О самых главных ценностях жизни…

– Каких?

– Смысла духовных и имущественных ценностей…Загадоч ного и неосмысленного человеком понятия… добра и зла.

– Ты обещал мне поговорить об этом.

Дед кивнул дед, давая знать, что он помнит.

Владик молча пошел в следующий зал, где он с интересом осматривал батальные картины Василия Верещагина «Двери Тамерлана», «Смертельно раненый», «Апофеоз войны» с их необычным восточным колоритом.

Виктор Васнецов поразил мальчика сказочными персонажами. По совету деда Владик зашел со всех сторон картины «После побоища» и убедился, что погибший воин в центре любом ракурсе смотрится ногами вперед.

Алексею Петровичу вдруг припомнилось, что он был сражен росписями Васнецова, посещая несколько лет назад Владимирский собор в Киеве. Идущая мадонна с младенцем, глаза которых были очень схожи с Сикстинской мадонной Рафаеля. Поражали его «Сирин и Алконост – Птица радости и птица печали».

После нежных и тонких пейзажей Саврасова картины Шишкина поражали своей монументальностью. Русские поля, леса и долы красовались здесь в полную силу. Владик долго стоял перед картиной «Сныть-трава».

– Дед, трава, как живая.

– Да…Кажется, что вот-вот на лист сядет божья коровка, – улыбнулся дед.

Вместе внимательно рассматривали суриковскую «Боярыню Морозову».

«Вот православная Русь, – размышлял Алексей Петрович, – Сколько уникальных настоящих русских… от юродивого до вельможи и беззаботного радостного мальчика».

– Посмотри, Владик, а сани едут или нет?

– Едут, дед.

– Это обстоятельство больше всего беспокоило автора карти ны…В этом заложен глубокий смысл.

В зале Ивана Николаевича Крамского дед обратил внимание внука на портреты выдающихся людей. Основатель «передвижничества» он не побоялся покинуть Академию художеств и объединить вокруг себя единомышленников.

«Какие одухотворенные интересные лица, – думал Алексей Петрович, – …Сейчас мало встретишь настоящих русских… Все какие-то размытые, готовые пиариться по любому поводу, …а здесь молчаливые, уверенные в себе лица… сколько неподдельной гордой красоты в «Неизвестной», образ которой так близок Настасье Филипповне, Анны Карениной…Не менее сильные лица простолюдинов… «Лесоруба», если обманешь сегодняшним лохотроном, пожалуй,… получишь «по полной».

– Владик, а вот «Русалки» и пушкинский дуб.

Поднявшись на ступени, неожиданно попали под власть художественной мистики образов Врубеля. Она включала помимо картин скульптуру и керамику. Впечатление было яркое и неоднозначное.

Алексей Петрович про себя отметил современный подбор картин, который по-праву заинтересовал и привлекал посетителей.

Он неожиданно услышал сзади женский голос: «Красиво, но не на мою психику…Даже совсем…не мое…»

– Владик, как тебе Демон?

– Страшный…

– Скорее он свободный, и глаза говорят, что вовсе он не «Поверженный», – пояснил дед.

Картины Врубеля мальчик изучал с интересом. Видно было, что его фантазия пополнялась новыми персонажами.

Долгожитель, великий труженик и непревзойденный мастер кисти Репин подобно Льву Толстому выделялся разнообразием жанров и удивительной интуицией понимания жизни. Его картины неразрывны и с позиции истории: очень интересны персонажи «Заседания государственного совета» и появившаяся недавно в галерее «Прием областных старшин Александром Ш». И не случайно остались в русском лексиконе навсегда отрезанные после революционных событий родные для него «Пенаты». А вот и чрезвычайно его одаренный, искренний и чуткий ученик – Серов. Яркий продолжатель великих традиций русской школы он такой же молчаливый труженик, но уже в поиске новых форм поражает Париж, Рим, Лондон наравне с Роденом, Матиссом, Ренуаром. И как эти формы, как-то по-русски, весьма оригинальны и загадочны…

«Как жаль, что он прожил всего 46 лет» – вспомнил Алексей Петрович.

– Какой интересный мальчик…Мика Морозов, – прочитал Владик.

– Портреты Серова – это всегда неожиданное открытие, – оживился дед.

По мнению Алексея Петровича более поздние художники, в том числе ровесники: Коровин, Головин, Малявин и другие постепенно утрачивали классические формы и уподоблялись больше моде, хотя полученная школа старых мастеров и их не смогла отделить от поиска жизненной правды.

«Это как классическая музыка или джаз…кому-то нравиться, а кому-то нет…» – убеждал себя он.

Русский же классический пейзаж, несмотря на влияние импрессионизма, продолжал развиваться в работах Крыжицского, Остроухова, Дубовского, Юона, Бродского.

– Владик, как тебе русская природа?

– Понравились… всякие… виды.

– Это называется пейзажи…, – поправил дед.

– Ну, …пейзажи.

– А не чувствуешь в чем разница?

– А разве есть разница?

– Существенная…Пейзаж рисовал человек…Он что выделил, что разлил на холсте, то есть придал в пространству природы собственное понимание, свое ощущение…

Мальчик утвердительно размышлял.

И конечно Владимир Маковский с его непревзойденным жанровыми сценами и знанием действительности, понимания людей и умения ее представить в убедительной форме. Его «Свидание» или «На бульваре» – пример удивительного выбора человеческих типов и места действия. Владику приглянулись «Дети, бегущие от грозы». Они, действительно, очень притягательны своим детским непосредственым испугом.

Особняком выделялась православная живопись Нестерова со своим неповторимым слоем верующих русских, включая творческих образов начала ХХ века, среди которых Толстой, Горький, Павлов, Мухина.

В конце экспозиции значительное место занимали залы, посвященные иконописи, поражающей своей неповторимостью и внутренней силой. Будто попали в иной мир. Скромные на первый взгляд «Троица», «Богоматерь Владимирская», варианты «Спаса нерукотворного» – явно бесценные здесь работы. Остальные, среди которых Николай Чудотворец, Архангел Михаил, Архангел Гавриил, Святой Георгий, несомненно, тоже важные и сильные, просто они менее понятны из-за отдаленности времени.