Читать книгу "За секунду до взрыва - Екатерина Польгуева"

Ну и сколько мне так маяться? Может, я и не любопытный человек, но все-таки… Двери и стены в старинном здании гимназии толстые, непроницаемые – сколько ни пробуй, ничего не расслышишь. Я все же подошла к двери директорского кабинета. И тут оказалось, что закрыта она неплотно. Я тихонечко приоткрыла. Слава богу, ничего не скрипнуло. В образовавшуюся щель хорошо были видны директор Силик и Помойка. Уверенные, что разговаривают с глазу на глаз, директор и его заместитель не стеснялись в выражениях.

– Я, конечно, давно понял, что человек вы гнилой, беспомощный и безынициативный по отношению к врагам. Может быть, и сам… Ну да ладно, доказательств у меня нет. Точнее, не было до сегодняшнего вопиющего случая. Как вы могли отпустить этих преступников вместе с родителями? Почему вы вообще, не сообщив мне, вызвали их родителей, а не военную полицию? Долг патриота…

– Господин Бак! Кроме меня здесь нет других свидетелей вашего высокого патриотического духа. Ну а я цену вашим словам знаю, так что можете не трудиться! – усмехнулся Силик. – Да и какие ребята преступники? Просто мальчишки, жаждущие подвига и справедливости.

– Вот именно! Тут свидетелей нет. А вот очевидцев преступления – сколько угодно. Вся гимназия. А ведь среди гимназистов, среди их родителей разные есть. Скрывай не скрывай, завтра все станет известно и в полиции, и в департаменте образования. И в каком свете будем выставлены мы! Пособниками? А лучшая в городе гимназия – гнездо мятежников. Боже, боже! Будто мальчишки не могут быть изменниками и врагами. К тому же, этот, как его там, Смеос уже совершеннолетний. Я смотрел его личное дело, позавчера ему исполнилось восемнадцать.

Силик снова усмехнулся:

– О собственной репутации вам нужно было думать раньше, пока вы еще не собрали всю школу в актовом зале. Тогда замять дело, что лучше и для меня, и для вас, было бы гораздо проще. Ну ничего, и сейчас справимся. Не все же такие безмозглые идиоты. Если дело до полиции дойдет, скажем, что трое наших учеников нашли на улице листовки антигосударственного содержания и, не разобравшись, принесли их в гимназию. Старший из них отчислен и пошел добровольцем в оборонительные отряды. Десятиклассник Паметан наказан месячным исключением и общественными работами на этот же срок. Вы же подпишете бумагу? Ну а двенадцатилетний уголовной и административной ответственности не подлежит, а за глупость и опрометчивость и так уже наказан пережитым позором и страхом. Чего же более?

Я думала, Помойка ужасно разозлится, что его обозвали «безмозглым идиотом». Но нет. Он будто бы даже успокоился. Может быть, разглядел в случившемся то, чего не замечал раньше.

– Да уж, в логике вам не откажешь. А все же странный вы человек. Поверьте, я много за последние годы общался со школьной администрацией, но таких, как вы, не встречал. Даже среди русских. Все они боялись. Многие вовсе не за себя, а за школу, за учеников. Боялись и были послушными.

– Ну и где теперь они сами, их школы и их ученики?

– Это верно, – хихикнул Помойка. – Но и вы нарветесь, господин Силик. Эти трое, конечно, были лишь исполнители. Даже Паметан, самый умный из них. Тут явно целая организация, доморощенная, непродуманная, как обычно у малолеток. Рано или поздно они попадутся. И потянут за собой вас, на что мне плевать, и меня, чего допустить я, конечно, не могу. Так что берегитесь.

– Спасибо за предупреждение! – директор встал.

– Что ж, раскланяемся до завтра. У нас ведь еще остался этот голодранец Оданс из седьмого класса и Мкртчан. На кой он вообще влез?

Дослушивать я не стала, пока не поздно торопливо юркнув за пыльную фиолетовую портьеру. И уже спрятавшись, поняла, что забыла под столом секретарши рюкзак. Ну и фиг с ним. Может быть, Помойка и не заметит. Он не заметил. Я услышала, как хлопнула одна дверь, директорская, потом другая – приемной. Ушел…

– Господин Силик, можно? – минут через пять я все же рискнула сунуться в кабинет директора.

– Марта Даба? Ну заходи, конечно. Случилось еще что-нибудь? – Силик явно устал. Его и без того всегда бледное лицо было как бумага. Не очень-то ему, видно, хотелось общаться. Хотя в карих прищуренных глазах мне почудился интерес.

– Нет, что вы, ничего не случилось. Госпожа Анна сказала, что у вас мой пригласительный билет на елку и книга со стихами.

– Ах да, конечно! Ты садись, Марта. Может быть, хочешь кофе?

Раньше я никогда не пила кофе с директором, и, хотя было неловко, я согласилась. Силик из большого термоса налил кипятка в две чашки, добавил растворимого, достал печенье.

– Все же ты у нас победительница. Надо бы поздравить, как следует, чтобы все ребята в школе узнали. А тут…

Силик отхлебнул из чашки, и я заметила, что у него рука дрожит. Мне вдруг мучительно жалко стало и директора, и мальчишек, которых, если бы не он, могли отдать на расправу военной полиции, и Томаса-Альбиноса из нашего класса, и шестиклассника Яна, у которого снайпер застрелил брата. Кем бы ни был этот проклятый снайпер! И себя, несмотря на яркий пригласительный билет и толстенький сборник, в котором напечатано мое стихотворение. Какой смысл во всем этом, если нельзя похвастаться книжкой и стихами отцу, если на праздник по билету «на две персоны» нельзя прихватить с собой Дина. Чтобы не расплакаться от накатившей на меня жалости, надо было не молчать. И я заговорила:

– Но ведь вы же не виноваты, господин директор, что так все получилось! Вы, наоборот, всегда хотите как лучше.

Силик коротко вздохнул, потер переносицу и тоже заговорил. Я как-то сразу поняла, что не мне он отвечал, не со мной разговаривал.

– Я не виноват, это точно. И все всегда старался делать по уму. И по совести. А мало, что ли, таких же людей: и здесь, и там. И что, получилось по уму и по совести? По уму и по совести обложить Город со всех сторон и обстреливать из тяжелой артиллерии. По уму и по совести выгнать из Города людей, говорящих на языке, который тебе не нравится. А кто сам не захотел убраться, бросив все, того… Ох, ладно, Марта. Что-то я не праздничные вещи говорю, не поздравительные. Ты уж прости, устал и расстроен, сама понимаешь.

– Что вы, какой тут праздник, – меня растрогала неожиданная откровенность директора, и я опять чуть было не пустила слезу.

– И все же скажи Александру, чтобы поосторожнее. Листовки эти… Добром не кончится.

– Ну что вы, господин Силик! Дед к листовкам никакого отношения не имеет. Он вообще этим не интересуется.

– Дед? – удивился Силик. – Какой еще дед?

Я смутилась, поставила пустую чашку на стол, а не на блюдце, торопливо подхватила снова. Чашка еще не остыла, и на лакированной поверхности стола стремительно сжималось влажное пятно.

– Это мы Александра Извида так называем, из нашего класса.

– А… этого мальчика, новенького. Он, кажется, беженец из Синереченска? Я вообще-то не о нем. Но и он тоже, всем надо быть осторожными. Как он вообще, Извид, привык уже, вписался в коллектив?