Читать книгу "Фармацевт - Родриго Кортес"

Самое печальное – отставной полковник, слишком погружённый в себя и свои беды, не видел грозных изменений, происходящих с психикой жены, здесь его приятель Генри Лайонелл был совершенно прав в своих печальных размышлениях.

Что же оставалось Фатиме? За что могла ухватиться молодая женщина в этой жизни, которая становилась всё более и более чуждой? За любовь к сыну, маленькому Ричарду? О да, бесспорно. Беда, однако, заключалась в том, что к этой любви примешивалась громадная доля беспокойства за будущее своего ребёнка, за то, как сложится судьба младшего сына графа Стэнфорда после смерти отца. Ведь Фатима прекрасно понимала, что старые раны и пагубное пристрастие к морфию вскоре сведут её мужа в могилу. Что тогда будет с Ричардом? С ней самой?

Ничего хорошего ожидать не приходилось: Питер, будущий наследник графа Стэнфорда, от всей души ненавидел свою мачеху и сводного брата.

Впрочем, только ли ненавидел? Что касается Дика, то да, там была только ненависть Питера пополам с презрением. Но вот в том, что касалось отношения Питера к ней самой… Всё было куда сложнее и хуже.

Эта сложность ещё одним тяжёлым камнем ложилась на душу Фатимы, тянула её вниз, в тёмные придонные воды психического расстройства.

Нет, поначалу отношения пасынка с молодой мачехой складывались совершенно предсказуемо и шаблонно, хоть и весьма печально, никаких неожиданных поворотов и подводных камней в них не было. Когда граф Уильям привёз семнадцатилетнюю афганку в Стэнфорд-холл, Питеру едва исполнилось десять лет. Пятью годами раньше умерла мать Питера, Мэри. Трудно было в такой ситуации ожидать, что мальчик с теплотой и добром посмотрит на Фатиму! Питер, конечно же, не успел забыть свою мать, с нежностью и грустью вспоминал о ней, и вот – такой сюрприз! Отец привозит неизвестно откуда неизвестно кого! И эта «неизвестно кто» станет теперь законной женой отца и должна заменить ему умершую мать?! А она, эта афганка, даже по-английски толком двух слов связать не умеет!

Ясно, что Питер Стэнфорд возненавидел новую отцовскую жену со всем пылом своей мальчишеской души, с яростью маленького зверёныша. Все попытки графа Уильяма и самой Фатимы как-то сгладить ситуацию, выправить положение приводили лишь к прямо противоположным результатам.

Вскоре граф покинул Стэнфорд-холл, вернувшись в действующую армию, в Белуджистан, а так и не примирившийся с мачехой Питер возвратился в Йорк, в частный колледж Энтони Прайса.

Прошло семь лет. Вышедший в отставку после тяжёлого ранения граф Уильям вновь оказался дома и с колоссальным трудом выкарабкивался на поверхность жизни, привыкая к новым реалиям. Питер, к тому времени закончивший курс обучения в колледже Прайса, также вернулся в Стэнфорд-холл. Он оказался в сложном и неопределённом положении: сейчас и речи быть не могло о продолжении образования, о дальнейшей карьере. Отец с трудом мог передвигаться даже по дому, так что заботы о небольшом, но требующем неустанного внимания хозяйстве Стэнфордов во многом легли на плечи Питера. Фатима здесь не могла помочь графу и его старшему сыну – скажем, арендаторы из Фламборо-Хед попросту не считали её за хозяйку!

Словом, Питер остался в Стэнфорд-холле на неопределённый срок. Вот тут и начал завязываться тугой узелок, в котором, говоря откровенно, тоже не было ничего неожиданного.

Питеру исполнилось семнадцать лет, столько же, сколько было Фатиме, когда он впервые увидел новую жену отца. А Фатиме – двадцать четыре… Почти ровесники.

Десятилетний мальчик и семнадцатилетний юноша, который из этого мальчика вырос, – совершенно разные люди! У них разная психология, разные жизненные ценности и ориентиры, разный взгляд на мир и окружающих.

Вот Питер и посмотрел на Фатиму этим новым взглядом. Дальнейшее понятно, не так ли? Произошло неизбежное: Питер до безумия влюбился в жену своего отца, леди Стэнфорд.

Это легко объяснимо: в таком возрасте состояние влюблённости для юноши естественно, как дыхание. Так уж устроена природа, что семнадцатилетний юноша просто не может не влюбиться в кого-нибудь, бывает, что влюбляются в статуи, картины, литературных героинь… Здесь, в Стэнфорд-холле и в Фламборо-Хед, у Питера не было никаких подходящих объектов для пылкой юношеской страсти. А в то же время он ежедневно по много раз встречался со своей молодой мачехой…

Фатима же к тому времени, после рождения Дика, стала и вовсе ослепительной красавицей.

Питера Стэнфорда стоит пожалеть: молодой парень попал в железную ловушку инстинкта, в глухую зависимость, он утратил свободу! В подобную ловушку и не такие, как он, попадались… Преодолеть себя, вырваться из оков безжалостного инстинкта и вновь обрести свободу безумно трудно, для этого необходим особый склад характера и сила духа, помноженные на то, что мы называем культурой. Без этой спасительной брони – очень, кстати, тонкой! – человек легко становится добычей тёмных инстинктивных позывов, скатывается до состояния животного.

«Человек рождается свободным, а умирает в оковах». Нет ничего более ложного, чем это знаменитое утверждение.

Руссо хотел сказать, что свобода есть природное, естественное состояние человека, которое он теряет с цивилизацией. В действительности условия природной, органической жизни вовсе не дают оснований для свободы.

Свобода есть поздний и тонкий цветок культуры. Это нисколько не уменьшает её ценности. Не только потому, что самое драгоценное – редко и хрупко. Человек становится вполне человеком только в процессе культуры, и лишь в ней, на её вершинах находят своё выражение его высокие стремления и возможности. В том числе стремление и способность любить. Или остановиться, воздержаться от всякого проявления своего чувства, если оно запретно, греховно в истинном значении этого слова.

Ни требуемого уровня культуры, ни должной силы духа у Питера Стэнфорда не было, и это, скорее, его беда, а не вина! Он не мог остановиться, его неудержимо влекло к Фатиме, словно бы тащило на цепи некой непреодолимой и недоброй силой.

Но как же непохожа была вспыхнувшая в сердце Питера мрачная страсть на обычно светлое и чистое чувство юношеской влюблённости! Ведь та нотка ненависти, которую он изначально испытывал к Фатиме, продолжала властно звучать в нём. Да к тому же он чувствовал, что становится предателем своей покойной матери и тяжело искалеченного отца: ведь его влекло не к кому-нибудь, а к отцовской жене! Всё это не могло не отравлять, не уродовать того, что он испытывал.

Нельзя сказать, чтобы Питер не пытался бороться с самим собой, сопротивляться той злой и бездушной силе, которая всё больше овладевала им. Пытался. Но безуспешно.

А что же Фатима? Самое интересное заключалось в том, что сперва она даже не заметила, что стала объектом пристального, жадного внимания своего пасынка, причём было это внимание окрашено во вполне определённые тона. Слишком другими вещами были в то время заняты мысли молодой женщины: маленьким сынишкой, тяжелобольным мужем, печалью о том, как нескладно сложилась её судьба, обещавшая поначалу столько радости и счастья. Вскоре, однако, не замечать стало невозможно.