Читать книгу "Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова"

И Петька падает за груду земли, понимая, что это лучше, чем ничего. Рядом с ним стоит дядька Василий, не понимая, в чем дело — и мальчишка подбивает его под колени, уворачиваясь от тяжелого тела и физически ощущая, как утекают последние секунды.

Совсем последние.

Сто десять.

Сто пятнадцать.

— Малец, ты чего…

Сто двадцать.

— Лежи!!! — орет что есть силы Петька, понимая, что если сейчас этот добрый великан встанет на колени или попробует уйти…

Сто двадцать пя…

Досчитать мальчишка не успевает, только открыть рот и зажать уши.

Взрыв гремит так, что с головы Ромодановского сбивает шапку и куда‑то уносит. Воин Афанасьевич, заблаговременно зажавший уши, качает головой, благо, рот и так открыт, шире некуда.

Красиво?

Нет. Красиво это в кино. А вот в жизни это безумно страшно. Петька знает, что взрывов несколько, но для него они сливаются в один. Сверху наваливается тяжелое тело дядьки Василия, вдавливает в землю, преграждает доступ воздуха, так, что мальчишка едва может выдохнуть.

На полигоне так не гремело, но там и доза была — если тысячная часть от сегодняшней. А сейчас он не пожалел динамита…

Страшно, господи, помилуй мя, грешного…

Под стеной встает огненный столп. В стороны летят камни, земля, люди, наверное, кто‑то кричит, но что можно услышать за этим?!

И когда оседает пыль от взрыва, становится видно иное.

Брешь в стене.

Даже не брешь, нет. Но внешняя стена разрушена, земля разлетелась, а внутренняя стена частично рухнула — и получился вал, по которому можно даже телегу в крепость завести.

Рядом торчат зубья камней, надо только ударить — и стена падет, а с ней и Азов. Такую брешь легко не заделать, даже если сразу же подогнать телеги с камнями. Да и кто этим будет заниматься? Там половину контузило, половину просто передавило, как цыплят…

Первым приходит в себя Воин Афанасьевич.

— ОГОНЬ!!!

Орет он так, что его слышно даже после взрыва. И пушкари открывают огонь по бреши, стремясь еще сильнее обрушить ее края.

Вторым приходит в себя Петька — и что есть сил принимается выползать из‑под тяжелого тела.

— Дядька Василий!!! Очнись!!!

Бесполезно!

Судя по всему, мужчине досталось по голове кирпичом или чем‑то вроде осколка стены. Вполне может быть, разлет был громадный. Петька кое‑как обхватывает неподъемное тело за плечи и пытается оттащить его в сторону.

Бросить?

Спасаться самому?

Ему и в голову не приходит подобная мысль! Этот человек его собой закрыл, а он уйдет?

Да в царевичевой школе ему никто и руки не подаст…

— Петька, цел?!

Мальчишку подхватывают, как куклу, перекидывают через плечо…

Солдаты, которые ушли чуть раньше — им и досталось меньше, они были дальше. И сейчас вернулись за ними.

Один подхватывает Петьку, двое — Василия — и все мчатся прочь, потому что сейчас начнется приступ — и оказаться на пути у атакующего войска никому не рекомендуется. Сметут.

Ночь озаряется светом, но защитникам крепости это уже не поможет.

Они ошеломлены, растеряны, они не ждали ничего подобного — а к бреши несутся русские и остановить их уже нельзя, как нельзя остановить извержение вулкана.

Бой оказывается кровавым и коротким, скорее даже резня. Янычары почти все в казармах, те, кто были на стене — оглушены и растеряны, пушкари кто в шоке, кто контужен, да их и мало, никто ж не ждал нападения именно сегодня…

Так не воюют!

Впрочем, вот это Григория Ромодановского меньше всего заботило. А вот захват Азова за один день!

Да за такое…

Этого ж еще не было! Никогда такого не было в истории!

А где Ордин — Нащокин?

Но мужчины нет рядом. Он оставил командование Ромодановскому и бежит куда‑то в темноту… встречать?!

Ну да.

Это взрывники… саперы. Как говорил мальчишка, троянские кони.

Целы?

Мальчишку несут на руках, одного из мужчин тоже…

— Все живы?

— Дядька Воин, все хорошо! Только дядьку Василия камнем ушибло!

Детский голос вспарывает шум разгорающегося боя, словно ножом и Ромодановский понимает, что с этими все обошлось. Вот и ладно.

А сейчас у него есть дело поважнее.

До утра Азов должен быть взят.

* * *

Воин Афанасьевич шел по улицам Азова вместе со своими людьми. Точно так же рубился в стою, точно так же стрелял, пачкал сапоги в крови, под ногами валялось… всякое.

Это — война.

Вот из какого‑то дома вылетала полуголая девица. Мужчина перехватил ее и толкнул обратно.

— В дом, сука!

Церемониться не стоило — девица явно была татарской или турецкой крови. Черноволосая, черноглазая… вылетевший вслед за ней мужчина получил саблей поперек шеи — и упал, заливая азовскую пыль горячей кровью.

Ничего.

Тридцать лет назад тут падали казаки, и христианская кровь навсегда впиталась в камни крепости. Сегодня просто все вернулось на круги своя.

Но этот новый порох — чудо. Жаль, пушку разорвет…

И мальчишка молодец. И дело сделал, и уцелел — Григорий обещал приглядеть и за мальчишками, и за их грузом. Теперь‑то он с них глаз не спустит.

А сам Воин с удовольствием вызвался помахать саблей, сбросить напряжение… как‑никак, он тоже сомневался. Получится ли, нет…

Еще как получилось!

Ошеломленные, испуганные, растерянные — мусульмане становились легкой добычей. Да татары всегда ей и были, а янычары…

Те кто были на стене, погибли в первые же минуты боя. Остальные же…

О каком сопротивлении могла идти речь? Казармы с янычарами просто расстреливали в упор, не особо жалея выбегающих оттуда людей. Любой, кто выходил на улицу — убивался быстро и жестоко. В пролом втаскивали пушки, завалив ров, чем попало, и стреляли, стреляли…

В гавани ударил тревожно колокол, но чему это могло помочь?

Команды на кораблях не было, они весело проводили время на берегу и конечно, никаких разговоров о том, чтобы срочно выйти в море, просто не было.

От русских не ждали такой стремительности — потому и выигрыш был за ними. Один капитан попробовал‑таки вывести свою галеру из гавани, но куда там! Ночью, в темноте, ничего не видя толком, да еще и впопыхах, он просто столкнулся с другой галерой и переломал половину весел.