Читать книгу "Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер"

Пилот Тушка развернул вращающееся кресло от мониторов и уставился на маленькую пластиковую лохань, поднеся ее к самому лицу. Пар скрывал его черты. Тушка сидел, вольготно скрестив голые волосатые ноги. На нем были широченные шорты и теннисные туфли на босу ногу.

— Добро пожаловать снова в мир живых, — сказал он, водрузив лоханку на свой объемистый живот. — Хорошо ли вам спалось?

— Не знаю, был ли это на самом деле сон, — ответил Питер. — Скорее просто ожидание, пока снова не почувствуешь себя человеком.

— Требует времени, — согласился Тушка и снова поднял к лицу лоханку с лапшой.

У него была борода мышастой расцветки, и он, безусловно, был большим докой по части транспортировки жидкой пищи сквозь густые заросли на лице. Он намотал немного лапши на вилку и сомкнул вокруг нее свои четко очерченные красные губы.

— Вот ваше, Пит, — сказал Северин, — я уже снял фольгу.

— Премного благодарен, — сказал Питер, присаживаясь к черному пластиковому столу, за которым Би-Джи и Северин орудовали пластиковыми вилками в своих лоханках.

Наготове стояли три неоткупоренные банки кока-колы. Питер закрыл глаза и прочел безмолвную благодарственную молитву за пищу, которую собирался вкусить.

— Ты христианин, верно? — спросил Би-Джи.

— Верно, — согласился Питер.

Лапша с мясным рагу была неравномерно разогрета в микроволновке — часть блюда обжигала, а часть все еще хрустела, подернутая ледком. Питер перемешал лапшу, чтобы достичь теплого компромисса.

— Я принадлежал к «Нации ислама», давным-давно, — сказал Би-Джи. — Помогло пережить тяжкие для меня времена. Но правила, чувак, уж больно затейливые: того не делай, сего не моги! — Би-Джи открыл свою внушительную пасть и, будто в топку, забросил туда лапшу, прожевал в три приема и проглотил. — А еще я должен был ненавидеть евреев и белых. Говорят, это не обязательное правило и прочая лабуда. Но ты все равно понимаешь. — Очередная порция лапши отправляется в рот. — Нет уж, я лучше буду сам решать, кого мне ненавидеть, понимаешь, о чем я? Если на меня наезжает кто, то я его буду ненавидеть, чувак, будь он хоть белый, хоть черный, хоть аквамариновый, мне без разницы.

— Предполагаю, из этого также следует, — сказал Питер, — что вы сами решаете, кого вам любить.

— Чертовски верно. Беленькая киска, черненькая — все хороши.

Тушка фыркнул:

— Уверен, ты произвел прекрасное впечатление на нашего священника.

Он уже закончил трапезу и обтирал лицо и бороду салфеткой.

— Меня не так уж легко смутить, — сказал Питер. — Во всяком случае, не речами. На земле существует много разных способов изъясняться.

— Только мы сейчас не на Земле, — произнес Северин со скорбной миной.

Он с треском открыл банку кока-колы, и ледяная коричневая струя брызнула к потолку.

— И-и-и-сусе! — воскликнул Тушка, чуть не упав со стула.

Би-Джи только крякнул.

— Я все уберу, все вытру, — засуетился Северин, вытянув из дозатора охапку бумажных полотенец.

Питер помог ему вытереть липкие лужи со стола.

— Вот вечно у меня так, — бормотал Северин, промокая себе грудь, лоб, стулья, ледник, из которого вынули злосчастную колу.

Он согнулся в три погибели и вытер пол — коврик, по счастью, изначально был коричневого цвета.

— Сколько раз вы вот так путешествовали? — спросил Питер .

— Трижды. Каждый раз я клялся, что больше туда ни ногой.

— Почему?

— Оазис сводит людей с ума.

Би-Джи хрюкнул:

— Да ты и так полоумный, братан.

— Мистер Северин и мистер Грэм оба весьма неуравновешенные индивидуумы, Пит, — торжественно и чинно произнес Тушка. — Я знаю их много лет. Оазис — наиболее подходящее место для парней вроде них. Зато по улицам не слоняются. — Он бросил пустой контейнер из-под лапши в мусорку — А еще они потрясающие мастера своего дела. Лучшие. Потому-то СШИК и продолжает тратиться на них.

— А как насчет тебя, брат? — спросил Би-Джи у Питера. — Ты тоже лучший?

— Лучший в каком смысле?

— Лучший проповедник.

— Честно говоря, никогда не считал себя проповедником.

— А кем ты себя считаешь, братан?

Питер трудно сглотнул, в ступоре. Его мозг все еще не оправился от воздействия той же самой жестокой силы, которая растрясла жестянки с колой. Как жаль, что рядом не было Беатрис, уж она бы парировала любые вопросы, разбавив эту сугубо мужскую атмосферу, повернула бы разговор в более плодотворное русло.

— Я просто тот, кто любит людей и хочет им помочь, какими бы на вид они ни были.

Широкое лицо Би-Джи снова расплылось в ухмылке, словно он вот-вот отпустит очередную шпильку. Потом он внезапно посерьезнел:

— Ты правда так думаешь? Без балды?

Питер взглянул ему прямо в глаза:

— Без балды.

Би-Джи кивнул. Питер почувствовал, что в глазах этого великана он прошел некое испытание. Его перевели в другую категорию. Он еще не совсем один из них, но перестал быть неведомой зверюшкой, потенциальным источником раздражения.

— Эй, Северин! — позвал Би-Джи. — Я никогда тебя не спрашивал, а ты-то какой веры, чувачок?

— Я-то? Никакой. Абсолютно никакой, — ответил Северин. — Всегда был и всегда буду

Северин уже кончил подтирать кока-колу и теперь возил бумажным полотенцем по вымазанным синим детергентом пальцам .

— Пальцы все еще липкие, — посетовал он. — Я точно чокнусь, покуда доберусь до мыла и воды.

В компьютерном кабинете что-то тихо запищало.

— Похоже, что твои молитвы услышаны, Северин, — заметил Тушка, внимательно глядя в один из мониторов. — Система только что определила, где мы находимся.

Пока Тушка просматривал сообщение, остальные молчали, как будто давая ему возможность проверить почту или сделать заявку на интернет-аукционе. На самом же деле он выяснял, суждено им жить или погибнуть. Корабль все еще не перешел в пилотируемую фазу полета. Он лишь катапультировался сквозь время и пространство — произвел опровергающий привычные законы физики Скачок. А теперь они бесцельно кувыркались где-то приблизительно в заданном районе космоса: корабль, по форме напоминающий распухший бурдюк, — огромное чрево для горючего, крохотная голова, а внутри головы — четверо, дышащие скудным количеством азота, кислорода и аргона. Они дышали быстрее, чем было необходимо. В отфильтрованном воздухе висел невысказанный страх: а вдруг Скачок забросил их слишком далеко и им просто не хватит топлива для финальной части полета? Погрешность, которая в начале Скачка была неизмеримо мала, могла достигнуть фатальных величин в его конце.