Читать книгу "Молот и "Грушевое дерево". Убийства в Рэтклиффе - Т. А. Критчли"

В этом репортаже обнаруживается несколько странных мест. Стамеску не находили в подвале. Все магистраты, писавшие министру внутренних дел, упоминали, что ее обнаружили на прилавке. Но даже если бы ее нашли в подвале, это бы не реабилитировало плотника. Стамеску уверенно опознали Паф и тот человек, у которого он ее позаимствовал. Она, безусловно, была обнаружена в доме Марра после убийств. А конкретное место в этом случае несущественно. Таким образом, то ли Марру удалось найти стамеску в своей лавке после того, как он отправил Маргарет Джуэлл за устрицами, хотя его прежние прилежные поиски не дали результатов, то ли ее принес кто-то из убийц в качестве потенциального оружия или средства проникновения в дом. Очевидно, насколько важно было установить, что произошло со стамеской с момента ее потери и кто ею завладел. И само собой разумелось, что в первую очередь в связи с этим следовало допросить Маргарет Джуэлл, наверняка знавшую о пропаже стамески и о том, что Паф просил ее хозяина вернуть инструмент. Не исключено, что сама девушка помогала искать стамеску. Дом был небольшим, и если инструмент специально надежно не спрятали, он должен был бы где-нибудь обнаружиться. Джуэлл подтвердила бы, насколько тщательно проводились поиски; ее хозяин был убежден: стамески в доме нет. Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что когда девушка уходила за устрицами, стамеска на прилавке не лежала. Даже если бы Маргарет ее не заметила, Марр еще до того, как она покинула дом, крикнул бы жене, что инструмент нашелся. Магистраты, по-видимому, уделили бы этому предмету большее внимание, будь на стамеске кровь и прилипшие волосы. Но если стамески не было в лавке до ухода служанки и если Марр не нашел ее во время отсутствия Джуэлл, то почти наверняка ее принес один из убийц. В таком случае она стала бы существенной, пусть даже не такой эффектной, как запятнанный кровью молот, уликой.

Но очевидно, стамеска в качестве улики не произвела на судей должного впечатления. Их гораздо больше покорили лестные свидетельства в пользу плотника. В отсутствии научных методов сыска характеристика личности ценилась особенно высоко. А о плотнике отзывались с похвалой как о трудолюбивом человеке хорошего поведения. Ему удалось также предъявить алиби, и магистраты, не потрудившись проверить факты, отпустили его.

Еще одна странность, которая особенно ставит в тупик: «Таймс» старательно избегает упоминать имя плотника. Позже станет известно, что на Пафа работали не один, а два человека: Корнелиус Харт и столяр, которого в показаниях называли то Тоулер, то Троттер. Был еще и третий человек – Иеремия Фицпатрик, также столяр и приятель Харта. Не исключено, что и его тоже нанимал Паф. Скорее всего по поводу стамески допрашивали Харта, поскольку именно он имел отношение к последним переделкам в лавке Марра. Но прямых свидетельств этому нет. Опознание стамески было открытием первостепенной важности, однако к нему отнеслись как к мелкому событию в неблагодарной рутине судейского разбирательства.

В тот же день, в среду, желая себя обелить, перед магистратами предстала девушка по имени Уилки. Она в течение полугода прислуживала миссис Марр и лишь шесть месяцев назад ушла от нее. Когда сразу после убийств судьи допрашивали Маргарет Джуэлл, та дала показание, что миссис Марр уволила Уилки, заподозрив в нечестности. Возникла ссора, и обвиняемая девушка грозила убить хозяйку. Миссис Марр мягко упрекнула служанку за несдержанность в выражениях и попросила не волновать ее на таком позднем сроке беременности. Угрозы и неприязнь вряд ли были настолько серьезны, поскольку позднее Уилки навещала Марров, «одетая в белое платье, черный бархатный короткий жакет, капор с маленьким перышком и башмаки с греческими завязками». Скорее всего эти визиты были вызваны желанием покрасоваться в своем пышном наряде и показать независимость, а не справиться о здоровье бывших хозяев, но, судя по всему, встречи были дружескими. Миссис Марр, по словам Маргарет Джуэлл, часто уговаривала Уилки сдерживать вспыльчивый и горячий нрав, но при этом уверяла в своей дружбе и готовности помочь, если та бросит ремесло проститутки и вернется к честной службе. Неудивительно, что Уилки не захотела променять «белое платье, башмаки с греческими завязками» и свободу на монотонную работу служанки и тесную кухню в подвале дома 29 по Рэтклифф-хайуэй. Но теперь пришла, чтобы доказать свою невиновность и, чем сумеет, помочь магистратам. Ее немедленно оправдали. Ни у кого не возникло мысли, что обыкновенная служанка, как бы ни разочаровали ее прежние работодатели, может иметь средства и возможности или обладать такой физической привлекательностью, чтобы побудить своих покровителей совершить настолько безжалостную, варварскую месть. Еще смехотворнее было предполагать, будто она сама пустила в ход нож и молот. Судьи сняли с нее обвинения, но прежде чем отпустить, допросили и получили подтверждение, что между Марром и родственниками жены царили любовь и согласие, а в семье самого Марра – счастье и благодать. Возможно, так оно и было, но теперь все, что касалось молодоженов, освящалось состраданием к их ужасной смерти, и они уже стали превращаться в образец добродетели, пример невинности и доброты в противовес подлой низости их убийц. Нам ничего не известно о Маррах, кроме поверхностных характеристик, – они были уважаемыми, трудолюбивыми и честолюбивыми людьми. Вспомним: давая показания, Маррей заметил, что когда он услышал в полночь крики, то решил, что кого-то наказывают. Возникает вопрос: насколько необычными были подобные крики в доме 29 по Рэтклифф-хайуэй? Может, Марр, поднявшись только благодаря собственным стараниям от положения слуги и получив власть над другими, обладал не только тщеславным, но жестоким характером?

Продолжали циркулировать слухи, мнения, обрывки информации. Одна обнадеживающая статья вызвала особенное волнение. «Таймс» писала, что полицейские разосланы по всем направлениям. Оказывается, примерно в половине второго в ночь на воскресенье, когда произошло убийство, один из работников господ Симов из Сан-Таверн-Филдс, получив жалованье в восемь шиллингов, вернулся домой в очень грязной рабочей блузе. Это заметила его домохозяйка и спросила, в чем дело и где он был. Выяснилось, что его облило маслом из лопнувшего бочонка и ему пришлось отмываться. Женщина заметила, что холодной водой масло не смыть, к тому же не чувствуется запаха. Вскоре мужчина отправился спать в комнату, которую делил с другим съемщиком, но рано утром исчез, и с тех пор его не видели. Решили, что он ушел по Портсмутской дороге. Его описывали так: среднего телосложения, тридцати лет от роду, с одним глазом, в сильно застиранной, полинявшей холщовой блузе и темных штанах. Эта волнующая новость побудила граждан к бурной деятельности, которая оказалась на удивление эффективной. В следующее воскресенье судьям Шэдуэлла пришло срочное послание от лорда Миддлтона, магистрата из Годалминга, который сообщал: разыскиваемый мужчина по имени Томас Найт схвачен и помещен в Гилфордскую тюрьму. Из Шэдуэлла в Годалминг немедленно отправили двух полицейских с заданием привезти этого человека обратно в Лондон.

Тем временем новость об исчезнувшем одноглазом в испачканной рабочей блузе распространилась по округе, и прежде чем Томаса Найта успели опознать и посадить за решетку, туда по подозрению попали несколько подвернувшихся под руку горемык. На Боу-стрит из прихода Сент-Джайлза поступила информация от какого-то повара, что одноглазый мужчина в рабочей блузе и темных штанах, соответствующий описанию Найта, находится там. Его арестовали и привели на Боу-стрит, где он сказал, что является плотником, занимается поденной работой и проживает на Шай-лейн. Но вразумительно объяснить, где находился в момент убийств, не сумел, и магистраты задержали его для выяснения обстоятельств. Когда арестованный в следующий раз предстал перед судьями, домовладелец подтвердил, что он в самом деле снимает жилье на Шай-лейн и в момент убийств находился в своей комнате в постели. Поэтому его отпустили, а «Таймс» едко заметила, что благодаря идиотской манере изъясняться он создал неудобства себе самому и тем, кто повыше его.