Читать книгу "Испить до дна - Елена Ласкарева"

Собака терпеливо сидела рядом, пока Алена рисовала, а это было практически с утра до вечера. А потом они дружно ели суп-концентрат из одинаковых мисок.

Вдвоем было веселее, спокойнее, надежнее. И обе они отогревались и оттаивали рядом друг с другом.

Так незаметно пришла весна... За ней лето...

А в июне Тепа вдруг засуетилась, завиляла хвостом и с радостным визгом бросилась вдоль ограды. Она заскребла лапками по забору, с усилием отодвинула одну доску, оглянулась на Алену... и помчалась по улице навстречу красным «Жигулям».

— Смотри-ка... Джулька!— удивленно воскликнула вышедшая из машины женщина. — Перезимовала...

А Джулька-Тепа радостно суетилась вокруг прежних хозяев, совершенно позабыв про Алену.

В ее крошечной собачьей головке вид этих людей, всегда дававших вкусную кашу и «Педигри-пал», никак не связывался с голодом и лютой зимней стужей, наступившей после того, как они вместе со всеми остальными обитателями дачного поселка вдруг бесследно исчезли.

И даже мысль о предательстве не зародилась у Джульки-Тепы, когда вслед за хозяйкой из «Жигулей» выбрался маленький таксенок и принялся возмущенно облаивать «чужачку».

— Чаппи, фу... Это Джулли... — донеслось до Алены.

— Тепочка... — на всякий случай позвала она, уже понимая, что в глазах собачонки она не идет ни в какое сравнение с долгожданными хозяевами.

Такса покосилась на нее и поспешно отвернулась, всем своим видом демонстрируя, что совершенно не понимает, к кому обращен этот призыв.

С тех пор Алена поклялась себе никогда не заводить собаку.

Глава 7

ПИР НА ПЕПЕЛИЩЕ

По несчастью или счастью —

Истина проста:

Никогда не возвращайтесь

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищем,

Ни тебе, ни мне...

Это стихотворение Геннадия Шпаликова часто повторяла Алена, когда хотела одернуть себя. А делать это ей приходилось постоянно.

Нет, в Феодосию она больше не ездила. А вот из множества ухажеров почему-то выбирала исключительно художников.

Просто человек, не умеющий владеть кистью и карандашом, был ей неинтересен, словно неполноценный.

И в каждом она продолжала искать его, Алика, черты...

Но к сожалению, никто не мог заменить его... А может, к счастью...

Порой Алена с досадой думала, что сама похожа на ту собачонку, что в один момент позабыла про нее после трудной долгой зимы.

Молодость и жажда жизни брали свое, и Алена ловила себя на том, что заразительно смеется на чью-то шутку, что ей приятны знаки внимания, смелые прикосновения, комплименты...

И ей становилось ужасно стыдно оттого, что она для Алика так и осталась навеки единственной любовью, а он для нее... только первой...

Впрочем, заледенелое, едва начинающее оттаивать сердце больше не поддавалось сильным страстям. Так... флирт, кокетство — не более...

Но какая-то неподвластная сознанию мужчин скрытая в ней глубина притягивала их к ней, они все больше, все сильнее тянулись к ней. И Алена, не прилагая к этому никаких усилий, с некоторых пор стала пользоваться сногсшибательным успехом.

Григорий Саранцев в среде московской художественной элиты был человеком заметным. Его резкие кубистические картины и такие же резкие, словно рубленые, черты лица сразу выделяли его из остальных.

И ласки его были грубоватыми и нетерпеливыми, как будто он не признавал «лишних» движений...

Но Алена откровенно любовалась его угловатыми движениями, мужской своеобразной пластикой.

Григорий коротким точным жестом вгонял в землю лопату, едва уловимо нажимал на нее и отворачивал в сторону большой пласт жирной черной земли.

Грядка получалась безукоризненно ровная, словно прочерченная по линеечке.

Алена двигалась следом и разрыхляла комья тяжелыми граблями.

— Оставь, — скупо бросал Григорий. — Отойди. Я сам.

— Пить хочешь? Принести квасу?

— Пожалуй...

Он выпрямился и посмотрел на нее.

Рельефные мускулы выделялись под прилипшей к телу майкой. Квадратный подбородок... сросшиеся густые брови...

Алена отвела взгляд и побежала к дому.

Была в Григории какая-то твердая, земная основательность. И это притягивало к нему Алену...

Светлый самодельный квас томился, пузырился в трехлитровых банках. Алене он казался кисловатым, но Гриша любил именно такой.

Она налила полную кружку и осторожно понесла в огород.

Ей нравилось смотреть, как он пьет... точнее, осушает посудину за несколько больших глотков...

— Еще?

Григорий покачал головой и опять взялся за лопату.

— К вечеру все закончим. А теплицу завтра.

— Ты останешься на воскресенье? — обрадовалась Алена.

По выходным он обычно торчал на распродаже картин в Измайлове и ее заставлял выбираться в город, чтобы развеяться. И никакие причины не могли изменить привычный распорядок его жизни, кроме одной: наступала пора посадок.

Как настоящий мужчина он снисходительно относился к Алениным слабостям. А в нее, едва солнце начинало пригревать землю, словно вселялся неудержимый бес.

Вот и сейчас, вместо того чтобы заканчивать работы для заграничной выставки, она как последняя дура высевала. на грядки укроп и петрушку, словно их круглый год нельзя купить на рынке...

Но если в первых числах мая она не высадит собственноручно массу всякой всячины, не потаскает ведрами воду для поливки, не рассмотрит пристально каждый пробившийся росточек, то весь год будет как больная...

Ну, есть у человека «бзик»... У каждого свои странности...

В прошлом году Григорий не придал значения этой ее блажи, небрежно отложил на потом помощь по даче ради вернисажа. А когда приехал через несколько дней, на Алениных ручках набухли кровавые волдыри и она едва ползала, с трудом разгибая спину...

Тогда она первым делом с гордостью показала ему результаты своего труда — это было много даже для дюжего мужика.

Ему было так стыдно... А она вся светилась от радости, перечисляла названия новых сортов, подсчитывала, когда клубника пустит усики...

— А я ступеньку поменяла, — похвасталась Алена, наливая ему полную тарелку густого наваристого борща.

Она бережно хранила остатки бабушкиного сервиза с осенними листьями и так же, как бабушка, застилала ради гостей круглый стол крахмальной скатертью.