Читать книгу "Я, ты, он, она и другие извращенцы - Джесси Беринг"

Раз уж мы заговорили о нашем животном наследии, одно из самых интересных описаний взаимодействия между сексом и отвращением у людей относится к “теории управления страхом”. Она гласит, что любая реакция отвращения, касающаяся секса, происходит от страха смерти. Ведь секс настолько физиологичен, что, безусловно, напоминает нам о том, что мы животные. И, как и у всех животных, у нас билет в один конец – к могильным че рвям, и это очень пугает. Сторонники теории управления страхом утверждают, что если мы станем слишком долго размышлять о развитии событий в подобном ключе, страх парализует нас настолько, что мы едва ли будем в состоянии действовать адаптивно. Ученые, придерживающиеся этой точки зрения, считают, что испокон веков люди изобретали культурно обусловленные версии бессмертия, что помогало справиться с этим экзистенциальным страхом. (Не забывайте, что это якобы происходит подсознательно.) И, похоже, мысли о сексе и собственной смертности доставляют нам некоторые неудобства.

В одном исследовании, например, после того, как люди некоторое время размышляли о смерти, они предпочитали более абстрактные и мягкие определения секса (“заниматься любовью” вместо “совокупляться”). Говорят, любовь и романтика “символически бессмертны”, и этот подход помогает снизить тревожность. Якобы поэтому нам нравятся рекламные слоганы вроде “Бриллиант – это навсегда”, а строки Эмили Дикинсон “Любимые не могут умереть. // Любовь в себя вмещает Вечность” эхом отзываются в сердцах. (Сравните эти сантименты с шекспировскими огненными метафорами из “Отелло”, например о “двуспинном звере”, или с описанием любовной пары – “резвей козлов, блудливей обезьян”[17].) Согласно этой теории, язык Шекспира вызовет у вас особое отвращение, если вы увидите эти цитаты сразу после того, как вам сказали о неоперабельной опухоли мозга и нескольких оставшихся месяцах жизни. Как и у другой известной теории, трактующей о подсознательных тревогах, у теории управления страхом есть свои пределы. Мне кажется, в ней что-то есть. По крайней мере, она бы могла объяснить, почему [республиканец] Рик Санторум считает, что от однополого брака один шаг до брака с представителями других биологических видов. Вот бедолага! Наверное, его всякий раз повергает в ужас собственная эякуляция, напоминающая ему, что и он – тоже животное.

Чтобы понять, как все устроено, не обязательно прибегать к сложной психодинамике. Хотя мы давным-давно избавились от мышиных хвостов и усов, нам, животным эпохи постмодерна, лучше не слишком задумываться о секретах и запахах. Даже самые крепкие отношения могут пострадать, если вам придется объяснять партнеру, почему во время орального секса у вас такое лицо, будто вы глотнули уксуса. К счастью, большинству удается преодолеть сенсорные барьеры благодаря способности мозга “дезинфицировать” неприятные ситуации. А те, кто излишне брезглив, с эволюционной точки зрения оказываются в проигрышной ситуации и могут кончить свои дни в чистоте и опрятности генетического тупика. Зигмунд Фрейд писал, что сила сексуального влечения охотно проявляется в преодолении отвращения[18]. Действительно, впоследствии выяснилось, что наше желание (а иногда и рвение) ощутить на языке или даже проглотить продукты чужой жизнедеятельности связано исключительно с перепадами полового возбуждения. Когда мы возбуждены, то с радостью направляемся к “шведскому столу” всевозможной органики. Я серьезно! Есть научные данные.

В ходе исследования, проведенного в Дании, большинство студентов-гетеросексуалов указало в анкете, что, находясь в возбуждении, они готовы попробовать грудное молоко. Сделать это в спокойном состоянии нашлось гораздо меньше желающих. А большинство студенток сообщило, что они могли бы проглотить сперму, пылая от страсти, но когда они не в настроении, многим хватило бы и одной мысли, чтобы покрыться мурашками от отвращения. Перспектива попробовать на вкус чей-либо пот, слезы или слюну, напротив, не вызвала неприятия ни у мужчин, ни у женщин. А вот к чему оказался не готов почти никто (ни мужчины, ни женщины), вне зависимости от уровня возбуждения, – так это к тому, чтобы попробовать менструальную кровь. Большинство студенток указало, что они согласились бы, будучи возбуждены, попробовать на вкус смегму мужчины, но подобную мысль допустило лишь 3 % студентов.

Эти результаты легко объяснить с точки зрения эволюции. Когда система работает без сбоев, возбуждение помогает отключить адаптивное чувство отвращения на время, достаточное для размножения. (Так обстоит дело с гетеросексуалами. Гомосексуалам это просто позволяет заниматься сексом.) Однако анкетирование – не лучший способ узнать что-либо о поведении, направляемом сильными эмоциями. Даже если гетеросексуал, опьяненный страстью, и готов попробовать на вкус смегму другого мужчины, сам он может этого и не знать – или не упомянуть об этом в анкете. Более сообразительные исследователи сначала создают условия, чтобы участники эксперимента пришли в возбуждение, а после пытаются узнать, как это состояние влияет на их поведение. В рамках одного исследования гетеросексуальным мужчинам вначале показывали порнографию, и лишь после этого начинался тест. Ученые во главе с Ричардом Стивенсоном желали знать, снижает ли половое возбуждение чувство отвращения исключительно в сфере секса – или вообще гасит отвращение как таковое. Их эксперимент можно представить как сравнение гипотезы “местного наркоза” отвращения с гипотезой “общего наркоза”. Для этого ученые подвергли уже сильно возбужденных мужчин всевозможным стимулам и сравнили то, как они оценивали отвратительность мерзких сексуальных стимулов, со стимулами, которые были мерзкими в общем.

На осязание, например, воздействовали так: участникам эксперимента предлагали сунуть руку в ведро с презервативами, смоченными лубрикантом (для сексуального отвращения), или в кастрюлю с холодным гороховым супом с ветчиной (для общего отвращения). Или предлагали участникам прослушать записи звуков, сопровождающих оральный секс или рвоту. (Бывает, что первое и второе случается одновременно, но не будем усложнять.) Для органов обоняния предназначался запах тухлой рыбы (сексуальное отвращение) или фекалий (общее отвращение). Для глаз предлагалось изображение шрама на теле женщины или гниющая помойка. К счастью для участников, ученые решили не испытывать их органы вкуса. Как сказал бы мой отец, это было бы “немного слишком”.

Результаты подтвердили справедливость теории “местного наркоза”. Половое возбуждение, по крайней мере у мужчин, делало их нечувствительными только к сексуальным неприятностям, но не ко всему отвратительному. Даже когда мы заняты не самыми чистыми делами у себя в постели, мы все так же чувствительны к тошнотворным неплотским стимулам. Когда вы на грани оргазма, вам не мешает, что парень или девушка из клуба, с которыми вы накануне познакомились, со вчерашнего дня не принимали душ и от них странновато пахнет. Но если вы переместитесь в спальню, срывая друг с друга одежду, и вдруг учуете трупный запах из-под кровати, это наверняка положит конец вашим чувственным наслаждениям, и вы будете рады убраться оттуда подобру-поздорову.

Кстати, в исследовании Стивенсона в категории “обоняние” сравнивались запахи тухлой рыбы и фекалий, и это была единственная пара, которую возбужденные респонденты мужского пола нашли одинаково приятной (или одинаково неприятной, в зависимости от того, как вы на это посмотрите). Это не так уж удивительно, если учесть, что половое возбуждение снижает отвращение ко всем телесным выделениям, не отдавая предпочтения тому или другому их источнику. Не считая некрофилов, запах разлагающегося трупа скорее окажет отталкивающий эффект. Но даже живые тела источают множество запахов, которые не особенно нравятся большинству из нас. И я говорю не только о “рыбном” запахе, который может оказаться барьером к оргазму для мужчин-гетеросексуалов. Насколько мне известно, у женщин тоже есть анус, и напоминающий об этом запах может быть психологическим препятствием к сексу для мужчин и для женщин, для геев, лесбиянок и гетеросексуалов.