Читать книгу "В середине жизни. Юнгианский подход - Мюррей Стайн"

В отношении рассматриваемой проблемы этот вид интерпретации открывает доступ к хорошо охраняемому и скрываемому самостному образу или набору идентификаций, которые на предыдущей стадии развития представляли идеал, но затем попали в мрачную сферу бессознательного, где он, тем не менее, продолжал оказывать постоянное, но непрямое влияние на установки и поведение. Когда этот набор образов и содержаний открывается для сознания, анализанд может признать неуместность цепляния за них и завершить ранее начавшееся расставание. Труп, местоположение которого теперь установлено, может быть доставлен в сферу полного осознания, и последующая необходимая реакция печали может привести к кульминации в виде похорон.

В первой главе я определил психологическую лиминальность как состояние, в котором Эго открепляется от своих прежних фиксаций в плане идентификации и идентичности и оказывается в подвижном состоянии – оно, что называется, «плавает». В этой главе я подчеркнул, что войти в лиминальность, составляющую вторую стадию переходного периода середины жизни, невозможно до тех пор, пока полностью не закончится расставание с прежним паттерном организации либидо и сопутствующим набором установок и самосознания. Более того, это расставание не может завершиться до проведения сознательных похорон прежней идентичности (или, по юнгианской терминологии, персоны). Высказывание, что Гермес помогает этому расставанию, а потому и вхождению в лиминальность, равнозначно утверждению, что бессознательное движет человека в этом направлении. В таком случае оно приближает сознание к осознанию конечности и смерти.

Это движение сознания к осознанию смерти порождает известные, а теперь уже и задокументированные, состояния депрессии в середине жизни, потерю «сна», тревогу по поводу смерти и довольно навязчивое переоценивание целей жизни и идеалов. Середина жизни наступает тогда, когда жизнь рассматривается не с точки зрения ее истоков на основе фантазии о постоянных экспансии и росте, а с точки зрения ее целей и смерти – на основе фантазии о судьбе и ограниченности.

Может показаться парадоксальным то, что Гермес, классическая фигура puer, должен помогать этому классическому состоянию senex. Но следует признать и то, что при возвращении к этому видению жизни Гермес выполняет функцию проводника. «Благосклонное отношение к обратному движению», пишет Лопес-Педраса в своей книге «Гермес и его дети», отражает существенный акт Гермеса, который «вызывает повторное подключение к различным комплексам, разным частям истории и памяти человека» (Lopez-Pedraza, 1977, р. 32). Возвращение к личной архетипической памяти приводит к пересмотру жизни, описанному многими специалистами в области общественных наук, которые изучали и интервьюировали людей в середине жизни. Это составляет важную часть процесса, который я назвал обнаружением трупа и похоронами мертвых. В конечном итоге обратное движение приводит к переживанию лиминальности, где рок и судьба становятся ведущими идеями, и понятия возможности и экспансии испаряются, подобно иллюзиям.

Разумеется, на самом деле эти стадии переходного периода середины жизни – расставание, лиминальность и реинтеграция – невозможно дифференцировать в самой жизни, подобно четко отделенным друг от друга и аккуратно подогнанным дискретным кабинам, через которые человек проходит вполне определенно, четко и бесследно. Это тройственное деление отражает довольно грубое членение в рамках текучего и часто хаотического процесса. При обсуждении стадии лиминальности станет ясно, что проблемы расставания разрешены здесь еще не полностью, и в любом случае остается известный осадок, поскольку переживание лиминальности не является частью стадии расставания. Тем не менее, пройдя стадию расставания, человек становится другим, так как после нее может закрепиться психологическая установка «плавания», которая существенно отличается от установки цепляния и удержания, существующей в тех случаях, когда расставание не было полностью ассимилировано сознанием.

Существует важное различие между «захоронением» и «прикрытием», даже если оба термина в равной степени означают помещение предметов под землю. Когда процесс расставания проводится как сознательная работа, полностью ассимилируется и рассматривается с учетом более широких последствий («захоронения»), образы, с которыми этот процесс ранее идентифицировался, превращаются в объективные факты «там» и «тогда». Субъективная идентификация замещается объективным отношением. Суть психологического «захоронения» сводится к проведению этого превращения. С другой стороны, «прикрытие» не приводит к превращению. Вместо этого оно приводит к самообману и бессознательности через подавление или отречение. В действительности «прикрытие» косвенным и бессознательным образом продлевает существование определенных субъективных идентификаций. Это, например, происходит при неврозе «вечного дитя» (puer aeternus): идентификация puer c индифферентной, всесильной и терпимой самостью остается непотревоженной на протяжении целого ряда браков, любовных увлечений, романов и других очевидных искушений девственной молодости, невзирая на появление морщин. Эта затянувшаяся идентификация опирается на защиту отречения, которое мешает настоящему «захоронению». Самость puer никогда не превращается в прежнюю самость, утраченную, оплаканную и признанную стадией личной истории и архетипического переживания, которое, несомненно, относится к прошлому.

Функция похорон, таким образом, состоит в том, чтобы осуществить расставание через превращение субъективных идентификаций в объективные факты, чтобы человек мог относиться к ним как к историческим фактам. В середине жизни этот проход через врата расставания сопряжен со страхом и глубоким чувством горя по навсегда утраченному образу того, чем он был раньше.

Эти чувства выделяются в последних строках «Илиады», посвященных похоронам Гектора:

«Старец Приам наконец обращает слово к народу:

"Ныне, трояне, свозите вы лес в Илион; не страшитесь

Войска ахейского тайных засад: Ахиллес знаменитый

Сам обещал, отпуская меня от судов мирмидонских,

Нас не тревожить, доколе двенадцатый день не свершится".

Так говорил, – и они лошаков и волов подъяремных

Скоро в возы запрягли и пред градом немедля собрались.

Девять дней они в Трою множество леса возили;

В день же десятый, лишь, свет разливая, денница возникла,

Вынесли храброго Гектора с горестным плачем трояне;

Сверху костра мертвеца положили и бросили пламень.

Рано, едва розоперстая вестница утра явилась,

К срубу великого Гектора начал народ собираться.

И, лишь собралися все (неисчетное множество было).

Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство

Все, где огонь разливался пылающий; после на пепле

Белые кости героя собрали и братья и други,

Горько рыдая, обильные слезы струя по ланитам.

Прах драгоценный собравши, в ковчег золотой положили,

Тонким обвивши покровом, блистающим пурпуром свежим.

Так опустили в могилу глубокую и, заложивши,